– Кристина, почему ты предпочла выйти замуж за меня, а не за Голденберга?
Лицо Кристины мгновенно стало серьезным. Герцог мысленно обругал себя и погладил ее руку.
– Прости. Мне не следовало об этом спрашивать.
– Почему же? Ты имеешь право знать.
Она оперлась о поручень. Видно было, что Кристина всецело поглощена своими мыслями, в которые герцог, несмотря на свою любовь к ней, не мог проникнуть.
– Это объясняется тем, что, если бы я вышла замуж за Тео, я всю свою жизнь имела бы дело с морем и судами, а значит, снова встретилась бы с Девлином.
– Понятно. – Герцог выпустил изо рта облачко ароматного дыма. Он почувствовал, как у него защемило сердце – ему было искренне больно за нее.
– Живя с тобой в Анерсли, я смогу забыть все, что было в моей прежней жизни. Не будет никаких случайных встреч, а значит, и причиняющих боль воспоминаний.
Герцог обнял Кристину за плечи и негромко сказал:
– Ma chere amie! Прошлое никогда больше не причинит тебе боли. Клянусь в этом!
В глазах Кристины блеснули слезы, она подняла лицо для поцелуя, испытывая чувство благодарности за его любовь к ней и полная решимости ответить ему тем же.
Палуба «Титаника» была заполнена не только будущими пассажирами, но и многочисленными гостями и туристами, которые охали и ахали при виде окружающего великолепия. Герцога толкнули дети, пробегавшие мимо, и он поморщился.
– Нам нужны мир и покой. И еще хорошо бы немного выпить. Но это, похоже, сейчас можно сделать только в моей каюте. Пойдем?
Он протянул Кристине руку. Она засмеялась и покачала головой:
– Пока рано. Мне нужно все посмотреть.
– Ну, в таком случае поступай как знаешь, ma chere amie. – Он поцеловал ее в щеку и пошел к себе в каюту, лавируя среди толпы.
Кристина смотрела ему вслед. Элегантный, изысканный мужчина в кремовом льняном костюме и шляпе-панаме, с чуть тронутыми сединой висками, он шел, слегка помахивая тросточкой из ротанга, и ни у кого не могло возникнуть ни малейшего сомнения относительно его аристократизма.
Старший стюард был бы поражен, если бы знал, сколько фактов и цифр удерживала в себе красивая головка мадам де Вилье, когда она начала свой осмотр с самой верхней палубы – с так называемой шлюпочной палубы. «Титаник» – величайший, лайнер в мире, он может взять более двух тысяч пассажиров, хотя число пассажиров первого класса ограничивается тремястами двадцатью двумя. Если бы он знал, что миссис де Вилье проявляет большой интерес к пассажирам второго, а также третьего и четвертого класса и намерена осмотреть эти помещения, он наверняка пришел бы в ужас.
Пассажирам третьего и четвертого класса не разрешалось посещать помещения второго класса и выходить на палубу. Пассажиры второго класса не могли бывать в помещениях первого класса и на палубе. Для пассажиров первого класса правил не существовало: просто подразумевалось, что пассажиры первого класса не пожелают бывать в помещениях второго, третьего или четвертого класса.
Внимание Кристины привлек огромный зал, дверь в который была открыта. Эту идею вполне можно воплотить в жизнь на судах Голденберга. Кристина вошла в зал, с профессиональным интересом оглядела светлый пол из линолеума и удобные плетеные стулья.
Прежде чем спуститься на главную прогулочную палубу, она прошла вдоль шлюпочной палубы. Что-то беспокоило ее, хотя она не могла понять, что именно. Что-то было ошибочно, но что?
Герцог сидел в кресле, держа в руке бокал с виски и содовой. «Титаник» дал свисток – сигнал о том, что гости должны покинуть лайнер. Кристина подошла к нему и потащила его к перилам, чтобы посмотреть, как будет убираться трап и как лайнер начнет отчаливать. Пассажиры выкрикивали с борта последние приветствия друзьям, томящимся на пристани, те, в свою очередь, пытались что-то сказать отплывающим, а тем временем «Титаник» начал величественно удаляться от причала.
– Если бы это было в Нью-Йорке, – сказал кто-то густым басом за спиной Кристины, – все пароходы гудели бы без перерыва, пока «Титаник» шел бы по Гудзону. И целый флот паромов с флагами сопровождал бы его до самого выхода в открытое море.
Герцог и Кристина обернулись и увидели веселое лицо мужчины, который в отеле завтракал за одним столом с ними.
– И была бы полночь, – со знанием дела сказала Кристина. – Везде были бы вымпелы, и шампанское лилось бы рекой.
Мужчина улыбнулся:
– Я вижу, вы знаете морские традиции Нью-Йорка, мэм. – Он протянул руку. – Мильтон Барнард. Мне кажется, моя каюта рядом с вашей.
Герцогу, умевшему с первого взгляда оценить человека, показались симпатичными грубоватые черты лица американца. Лет ему было около шестидесяти. Герцог пожал протянутую руку, представился и представил Кристину.
– Хотелось бы, чтобы Изабель тоже полюбовалась отплытием. Но ей уже плохо. Она отвратительно переносит морские путешествия. Мы совсем недавно приехали из Вены.
– Красивый город! – заметил герцог. – Вы путешествовали по Европе?
– Да. И одновременно женился. Изабель – австрийка. Графиня. Это выше или ниже герцога?
Герцог рассмеялся, и Кристина поспешила сказать:
– А мы собираемся пожениться.
Мильтон внимательно посмотрел на огромное кольцо на ее пальце и хлопнул герцога по спине:
– Поздравляю!
Герцог не привык к подобной фамильярности, однако он начинал понимать, что если ему суждено быть с Кристиной, то это станет для него делом обыденным, и спросил, не желают ли Мильтон и Изабель вместе с ними вечером пообедать.
– Я бы с удовольствием, ваша светлость, – экспансивно проговорил Мильтон, – но боюсь, что Изабель не поднимется с постели до самого Нью-Йорка.
Кристине было хорошо известно, как тяжело некоторые переносят морские путешествия. Она сказала:
– Может быть, я попозже навещу ее? У меня есть очень хорошее средство против морской болезни.
– Это было бы так любезно с вашей стороны, – искренне ответил Мильтон. – Изабель будет очень благодарна. Все ее близкие и друзья остались в Австрии. Кроме меня, ей не с кем поговорить. Она очень застенчива. Ей всего девятнадцать лет. Она будет рада вашему обществу. А сейчас мне надо идти к ней. Извините.
– Он мне нравится, – сказала Кристина герцогу, когда они возвращались в свои каюты.
Я так и понял, – сказал герцог, думая об удивительном сходстве между мистером Мильтоном Барнардом и Теобальдом Голденбергом. Он почувствовал укол ревности при мысли о том, что Голденберг был любовником Кристины, но усилием воли подавил в себе это чувство. Кристина никогда его не обманет. Она была прямой и честной. Никто из знакомых ему женщин не рассказал бы столь откровенно о своем прошлом, как это сделала Кристина. А ведь она отлично понимала, что рискует упустить шанс сделаться его женой и хозяйкой Анерсли. Она сделала это без колебаний. Правда, ему понадобилась целая бутылка бренди, чтобы восстановить душевное равновесие после ее рассказа о «Веселых утехах» и Бесси Малхолленд. Однако, как ни удивительно, это нисколько не изменило его отношения к ней. Любовь к жизни, благородство, удивительная красота и открытость Кристины были очевидны, и он не мог представить себе жизни без нее.
