Тибериус закатил глаза к небу.
— Какого черта он повторяет это? Я вижу проклятую луну и плевать хотел на мокрые водоросли.
Наконец Стокер обернулся, выражение его лица было непроницаемым.
— Сегодня первое полнолуние после осеннего равноденствия. Море поднимется выше, чем в любое другое время года. И в последний прилив оно поднялось достаточно, чтобы полностью покрыть остров.
Тибериусу потребовалось время, чтобы понять смысл того, что говорил Стокер. Даже в ярком свете я могла видеть как он побледнел, его глаза внезапно стали холодными.
— Ты имеешь в виду, что мы утонем здесь?
Стокер пожал плечами.
— Я не вижу лодок, брат. Это только вопрос времени, когда море накроет нас.
— Но другие Сестры, — начал Тибериус.
Я покачала головой.
— Слишком далеко, чтобы плыть, к тому же бессмысленно. Там нет убежища, и они еще дальше в море. Нет деревьев, чтобы обеспечить топливо для огня, и даже если бы они были, подозреваю, что спички Стокера совсем бесполезны.
Он полез в карман за спичечным коробком и открыл его. Горстка спичек внутри плавала в маленькой луже морской воды.
— Размокли, — доложил он лаконично.
— Что если мы будем шуметь и кричать о спасении? — спросил Тибериус, как мне показалось, с некоторым отчаянием.
— Ветер дует в другом направлении, — сказал Стокер с большей добротой, чем я ожидала. — Он унесет звук с острова.
Мы молчали, каждый из нас был заперт в своих мыслях. Наконец Тибериус взорвался.
— Я этого не принимаю, — вопил он, поднимаясь на ноги. Он стоял, великолепный в своем гневе. — Черт тебя подери! Это твоя вина, проклятый ублюдок, — прогремел Тибериус.
Стокер встал лицом к лицу со своим братом.
— Скажи это снова.
— Это твоя вина, — выкрикнул Тибериус с грубой ясностью.
Кулак Стокера соединился с его челюстью, прежде чем последнее слово было закончено. Я прыгнула между ними.
— Неужели вы так хотите провести наши последние часы? — бросила я. — В драке, как мальчишки? Тибериус, вы несправедливы. В этом нет вины Стокера, как и моей.
— Это так, — настаивал он, потирая челюсть. — Болван позволил ей сделать это. У него был шанс одолеть проклятую старуху на пляже.
— Я бы не стал рисковать жизнью Вероники, — просто сказал Стокер.
— Почему? Потому что ты любишь ее? — издевался Тибериус. — Очень хорошо, что твоя любовь пойдет ей на пользу, брат. Она умирает вместе с нами.
— Но пока она жива, — аргументировал Стокер. — Если бы я действовал поспешно, Бог знает, что могла сделать эта женщина.
— Возможно, ты одолел бы ее, — не отставал Тибериус. — Да, был риск, но иногда в жизни приходиться рисковать, ты никогда не учился этому?
— Я узнал это лучше, чем большинство, — сказал Стокер с ледяным спокойствием. Я смотрела на него в недоумении. Я часто видела его в ярости или в высокомерном настроении, но никогда не чувствовала такого холодного самообладания, полного и безмятежного спокойствия перед лицом верной смерти.
— И все же это не принесло тебе никакой пользы, — не успокаивался Тибериус. — Ты ничем не рискуешь и поэтому ты ничто. Ты любишь ее, — повторил он, наклоняя ко мне голову. — И все же ты никогда не говорил ей, не так ли? Ну, я рад этому. Она заслуживает лучшего, чем ты, чертов дурак. Она заслуживает мужчину, который убил бы за нее.
Улыбка, медленная и ужасная, прорезалась на лице Стокера.
— Ты думаешь, это любовь, брат? Что я должен убить за нее? — Он покачал головой, его глаза встретились с моими. — Ты дурак, Тибериус, потому что все еще не понимаешь. Я не люблю ее настолько, чтобы убить за нее. — Он шагнул к краю скалы. — Я люблю ее достаточно, чтобы умереть за нее.
Не сказав больше ни слова, он исчез за краем скалы и погрузился во тьму моря.
* * *
Долгое время я вообще ничего не ощущала, будто онемела до костей. Наконец, я почувствовала, как рука Тибериуса обвивается вокруг моей талии. Я оттолкнула его, не слишком мягко.
— Отпустите меня.
— Только если вы пообещаете, что больше не попытаетесь прыгать, — предупредил он.
— Я не…
— Вы пытались.
Через мгновение я резко кивнула, и он отпустил меня, положив руку мне на плечо.
— Ничего не поделаешь, нам остается только ждать.
Я посмотрела на Тибериуса и увидела, что сейчас он выглядит старше. Луна поднялась выше, изогнув щеки и углубив тени вокруг глаз. Четыре длинные царапины прочертили его лицо от скулы до челюсти, кровь покрылась коркой.
— Это моя работа? — я указала на царапины.
— Да. Когда я не позволил вам броситься за ним.
Я тяжело опустилась на камень, засунув руки в карманы в тщетном поиске тепла, и нащупала знакомую фигурку Честера, крошечной бархатной мышки. Я старалась не думать, что это будет наше последнее совместное приключение.
— Полагаю, мне следует поблагодарить вас.
— Не надо, — приказал он, сидя рядом со мной. — Я сделал это для себя так же, как и для вас. Я бы не вынес двух жизней на моей совести сегодня вечером.
— Тогда вы думаете… — Я не закончила. Не могла.
Он пожал плечами.
— Море поднимается, туман падает, а вода холодна, как сердце женщины.
— Он хороший пловец, — упрямо возразила я. — Я видела его не раз.
— Так и есть, — согласился Тибериус. Он явно сомневался, что Стокер сможет пережить плавание к Сан-Маддерну, не с поднимающимся морем и свежезашитой раной на руке. Просто пытался утешать меня, пока мы оба не уснем на скале, замершие до костей и больные от холода. Потом море накроет и унесет нас.
— Ну, — наконец произнес Тибериус, его глаза блестели от слез. — Я не знал, что в мальчике есть это.
— Должны были, — упрекнула его я. — Вы знали его дольше всех. Вы должны были оценить его.
— Я провел большую часть своей жизни, ненавидя его, — сознался он. — Ни за какое другое преступления, кроме как быть любимцем матери. Я знал мальчика, но не мужчину. Мужчина мне незнаком.
— Он? Вы две горошины в очень специфическом стручке, Тибериус.
Он коротко рассмеялся.
— Как вы пришли к такому выводу?
— Вы оба сентиментальны.
— У меня нет ни одной сентиментальной кости во всем теле, — возмутился он.
— Неужели? Закаленному цинику вряд ли придется сдерживать свои слезы в такое время.
Виконт прижал кулаки к глазам.
— Как он мог? Я не могу этого вынести, Вероника. Я думал, что потерять Розамунду, потерять нашего ребенка, было худшим, что я мог выстрадать Но это…
