Книга Вдали от дома - Питер Кэри

Случай несдержанности, как с Беннеттом Эшем, был исключением из правил. Обычно я редко теряю самообладание. Гораздо чаще, если уж на то пошло, бывало иначе. Например, когда меня называли «кислокапустником» в Бахус-Марше, я оставался добродушен, ждал довольно долго, пока не получил «травму», которая позволяла мне покинуть футбольную команду без обид. Такова была моя привычка общения или же бессилие. Итак, я отправился навестить Картера в тот вечер, полностью уверенный, что мы утрясем вопрос дружески.

Я дремал, ожидая, когда он вернется после трудового дня, и было уже поздно, когда фары его «шев» осветили стену моей спальни, и я услышал мягкие голоса рабочих, возвращавшихся в лагерь.

Я предоставил ему уйму времени на помывку и удивился, наконец войдя в Большой дом и миновав грязный обмылок «Спасательного буя» в тазике, когда увидел хозяина, сидящего за столом в одиночестве, в ослепительном свете шипящей керосинки поедающего тунца из банки. Его унылое лицо было в смазке, а на бутылке рома остались следы мыла и машинного масла. И над всем этим колебалась пунка, и тепловатый воздух ходил туда и сюда. На ничейной полосе между теменью и светом я обнаружил взгляд Тома Тейлора.

Картер уже говорил, когда я вошел.

– Мой старик, – рассказывал Картер, – был механиком в Уорракнабиле. Я думал, что избавлюсь от всех этих мартышек в смазке, когда отправился работать на земле. – Только сейчас он заметил меня. – Смотри, – произнес он и поднес мокрые руки к свету. – Ветряные мельницы. Чертовы ветряные мельницы, приятель. Ты знал, что Иниго Джонс умер?

Иниго Джонс, конечно, был самый знаменитый предсказатель погоды в Австралии.

– Юпитер, – сказал он. – Сатурн, Нептун и Уран. Урина, – продолжил он. – Господи, Билл, посмейся шутке.

Он захотел, чтобы я сел. Я сел. Он подвинул ко мне банку с тунцом.

– Боже, я скучаю по ним, – сказал он. – Стоило уехать домой на Рождество, пока можно было. – Он выпил. – Шевелись, – приказал он, и я решил, что он требует, чтобы я ел масляную рыбу, но он смотрел на пунка над головой.

Он повернулся на широком инкрустированном стуле, чтобы обратиться к Тому Тейлору, который стоял за его плечом и дергал веревку. Пунка-валла задрал подбородок, и я увидел, что глаза его сильно сузились, когда он ускорился, и я подумал: «Какое отвращение, должно быть, он питает к управляющему фермой». Он кивнул мне? Возможно.

Картер между тем опрокинул бокал, но умудрился не расплескать его. Конечно, мне следовало вернуться в постель, ведь было очевидно, что он не в состоянии написать рекомендацию, но я вообразил, что ему будет приятно свалить этот труд на меня.

Я не сознавал, что он уже создал неподходящий альянс с моей ученицей? Сознавал. Понимал ли я, что он не захочет ее отпускать? Да, да и да. Тогда какого черта я выбрал этот момент, чтобы сообщить ему, что получил письмо из Королевского колледжа сестринского дела?

– Нет, неправда, – не поверил он.

– Они написали мне, – сказал я, хотя был неискушен во вранье и уже этим превысил свой лимит.

– Если бы они написали тебе, болван, я бы видел чертово письмо.

Я сказал, что, должно быть, он его пропустил. Они написали мне, потому что до сих пор не получили рекомендации для Сьюзи Шаттл. Теперь он смеялся, а я уже запутался, опрокидывал свои фигуры на доске, в то время как он играл в собственную свободную анархическую игру, где все могло прыгать на три клетки зараз.

– Ни одно письмо не приходит и не уходит из Куомби-Даунз без моего ведома. Разумеется, они никогда не писали тебе. Они никогда не слышали о тебе, ты, мелочь тупоголовая. Я знаю, что ты задумал.

Итак, я устроил путаницу, хотя это, как ни странно, привело к тому, что у Картера поднялось настроение. В самом деле, он начал напевать «Припозднившуюся Сьюзи», которая в тот год была хитом.