Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Когда пришло время занятий, я с ним попрощался. Он все еще торчал на своем посту во время ланча, к нему присоединился кучерявый Лом, который сильно контрастировал со своим взвинченным другом. Да, Билл, конечно, он хочет чаю.
Я вернулся с чайными приборами и увидел, что керосиновая бочка переставлена так, что превратилась в стол, и нежную тень мне давал полудохлый побег цезальпинии.
Каждый из гостей взял поразительное количество сахара, чему я больше не удивлялся, а затем последовало одно из тех компанейских молчаний, к которым я привык в Куомби-Даунз.
– Хорошая машина, а? – Лом наконец оскалился, и я подумал, что он, конечно, знает, как мы ездили ночью через затопленный мост.
Рядом дымился «пежо», словно ведро старой рогожи.
– Хорошая машина, – сказал я.
Он надел шляпу.
– С электрикой нормально, не волнуйся.
– Спасибо.
Лом сдвинул козырек кепки назад и объяснил, что он сделал, чтобы изолировать электрику. Техническая болтовня мной очень приветствовалась, но была невыносима для пунка-валла, который вставлял в разговор саркастические шпильки, пока – вдруг – не выплеснул недопитый чай на землю. Он уставился вдаль, мимо меня. Плюнул. Начал долгую воинственную жалобу, затем резко остановился.
Лом похлебывал чай с привычной невозмутимостью.
Голос пунка-валла поднялся на новый высокий регистр, и когда достиг истинной кульминации в своем негодовании, Том плюнул во второй раз.
Так. Снова стало тихо, и я спросил Лома, что я сделал, чем оскорбил его приятеля.
Он нарисовал что-то на земле и стер длинными пальцами. Объяснил, что Томми дал мне в дар бензин. Пунка-валла кивнул и закрутил свои длинные черные волосы вокруг пальцев, связал их, и я посмотрел в его желтые белки. Лом переводил. Это был подарок, сказал он. Теперь я его истратил. Будь я настоящим черным, я бы знал, что от меня ожидалось.
Я объяснил, что мы должны были спасти младенцу жизнь.
Пунка-валла прекрасно меня понял.
– Чушь, – сказал он. – Я даю тебе. Ты даешь мне.
После некоторого раздумья он добавил:
– Младенец чушь.
Я положил руку на сердце и сказал, что отплачу за подарок.
Он сказал, что давал мне шанс, который никто бы не дал, ни Лохи, никто. Он мог сделать из меня настоящего черного. Теперь он меня научит. Без этого я буду один. Никто не захочет жениться на мне. Никто не захочет моих детей. На ковчеге у меня было бы много жен.
Трудно будет преувеличить, как жестоко это ударило по обнаженному нерву моей жизни, по полночному страху, что я всегда буду ниоткуда. Как одиноко и изнурительно было жить в моей шкуре, проводить ночи, наклеивая прессованные растения в большую записную книжку, переписывая названия, которым меня научил класс, просыпаться каждое утро потрепанным, оторванным от мира, знающим, что я ничей.
Я сказал, что понимаю ценность того, что он мне предлагает.
Он вскочил на ноги. Плюнул. Ушел. Потом, как уже проделывал однажды на моих глазах мужчина в лагере, возвращавшийся к источнику своей обиды, объявлявший о злодействе, сотрясая палкой или топором, призывавший свидетелей рассудить его дело, он вновь подбежал ко мне и остановился на расстоянии фута.
Затем все его жестокие черты смягчились и глаза увлажнились. Он надоит больше сока и принесет мне. Он сохранит мне место в своем тайном ковчеге. Он говорил по-английски, очень ясно. Я могу взять много книг, много люда из Сиднея, Большого Лондона, откуда пожелаю. Много драгоценностей и кристаллов уже есть в ковчеге. Я могу взять больше вещей из этого дома. Там было место для радио, керосинового холодильника. Если я не возьму эти вещи, их смоет, всю резиденцию и Большой дом Картера тоже.
Я поблагодарил его.
Но понял ли я, что он мне дает?
Я думал, да.
Затем он повторил. Картер, дети Картера, джакару, полицейские, опека, все картия утонут. Рождественские ели загорятся. Уже очень скоро, сказал он, и я вообразил полыхающие рождественские ели, воспаряющие к небесам, и как их глотают облака.
Важно было, чтобы я его слушал. Но мне нужно было в класс. Я неуклюже извинился. Показал на небо. Нет дождя, сказал я. Все закончилось. Я улыбнулся, давая понять, что мы можем обсудить апокалипсис в другой день.
– Чушь, нет дождя, – Портняжка Том кричал на идеальном монастырском английском. – Кончился. Ха! – кричал он. – Ха! Ха! – Он повернулся к лагерю и затем вернулся. Сорвал ветвь цезальпинии и выглядел так, будто собирается меня высечь. Вместо этого он встал на нее и втоптал в грязь. – Погоди. Увидишь. Большой дождь. Эта девочка, ее смоет.
– Какая девочка?
– Та твоя жена. Ей будет конец. Старый Кузнечик забрал ее в дом. Они утонут в его чертовой постели.
Чтобы отплатить ему, я спросил, как насчет чертовой машины, ее тоже смоет?
– Ты манда, – сказал он мне, и я увидел его обложенный язык, словно у какаду в темном рту. – Бедный глупец, ты. Лучше закрой сегодня дверь.
Том Тейлор всегда ходил быстрей, чем обычный человек, теперь он припустил вдоль боковой стены моей резиденции и исчез из виду.
Я спросил Лома, возможно ли, что пунка-валла только что угрожал мне меня отпеть.
Лом достал сверток вонючего жевательного табака. Сказал, что черный может отпеть только черного. Выбрал кусок табака и бережно положил его за щеку. Сказал, что если белого человека можно отпеть, его можно убить, многих картия, Картера, например, Большого Кева Литтла, их бы жирные почки исчезли, их внутренности наполнились бы змеями и кристаллами. Сказал, все бы эти белые умерли.
Но не забыл ли он, что я черный?
Ах да, сказал он. Он отвернулся от меня, смотрел на восточный горизонт, где вновь собирались мягкие кучевые облака.
– Может, ты пойти с ним, – сказал он. – Он научить тебя немного Закону.
– Фальшивый Закон, – сказал я.
Я давал понять, что знаю больше, чем кажется.
– Безопасней дружить с ним, Билл.
Конечно, я не хотел сталкиваться с любыми опасностями, которые влекло за собой следование за парией, но не хотел также, чтобы такой яростный человек стал моим врагом. По этой причине я вскоре нанес пунка-валла визит с подношением из чая и сахара, вполз на руках и коленях в крошечную дверцу.
Я ожидал, что он предложит чай. Этого не последовало. Затем – какой выбор у меня был? – я сказал, что подвезу его к ковчегу.
Он принял это, но я видел, что чаю не будет.
Я вернулся в учительскую резиденцию и гадал, когда прибудет бензин, и кто его принесет, и кого я мог оскорбить, но все эти сложные тревоги вскоре позабылись, когда моя последняя гостья не принесла бензин, а привела свою сердитую дочь, Сьюзи Шаттл.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
