Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Верно, что ему не всегда было легко поддерживать разговор с Онассисом, судовым магнатом, родившимся в Смирне. Тот постоянно рассказывал о «сукиных детях», вмешивавшихся в работу его казино. Но Черчиллю это не слишком мешало. В 1911 г. он претерпел шестинедельный круиз по Средиземноморью с Гербертом Асквитом, во время которого ворчал, что ему приходилось осматривать слишком много древних развалин. А в компании Онассиса он, по крайней мере, не испытывал неловкости из-за сравнительной нехватки классического образования.
И ему нравились ощущения круиза: ублажение, путешествие, бесконечные развлечения – ландшафты и морские пейзажи. Теперь перед ним открывался вид, который он впервые лицезрел в 1895 г., казалось отстоявшем на целую жизнь. Тогда в возрасте двадцати одного года он остановился у друга своей матери Бурка Кокрана, чтобы изучить секреты его ораторского мастерства.
В первый раз, когда Черчилль увидел Нью-Йорк, город казался внешне непритязательным. Да, имелись отдельные большие и красивые кирпичные здания, всевозможная суета и дым, поднимающийся из тысяч труб, – но также были дети в отрепье и иммигрантские трущобы, в которых трупы лошадей могли лежать на улицах по нескольку дней. Город был полон энергии и амбиций, но его застройка чем-то напоминала Манчестер, Ливерпуль или Глазго конца XIX в. Очертания Нью-Йорка не шли ни в какое сравнение с Лондоном.
Теперь, в 1961-м, глядя в сумерках на Манхэттен, он поразился переменам. Здания вознеслись вверх до невиданных высот – веретена и шпили из стекла и стали с миллионами светящихся окон, – их отражения поблескивали в воде рядом с ним. И сейчас Лондон казался безвкусным, тусклым и чуть недокормленным.
Очертания Нью-Йорка олицетворяли изменения, произошедшие за жизнь Черчилля, которыми он в немалой степени руководил. Эти небоскребы были не только новым лекалом для городской жизни: они представляли историю возвеличивания Америки в XX столетии, то, как она затмила Британию. В своей знаменитой речи в резиденции лорда-мэра Лондона в 1942 г. Черчилль заявил, что не для того стал первым министром короля, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи. Все же примерно так события и развивались.
Он остро ощущал это. В некотором смысле настойчивые упоминания Черчиллем триумфа «англоязычных народов» не только преследовали цель укрепления важнейшего военного и политического англо-американского альянса. Они являлись также психологической уловкой, механизмом самозащиты. Эта фраза была способом замаскировать и рационализировать ослабление британских позиций. Относительная влиятельность Британии пришла в упадок, но этот упадок был смягчен подъемом близких родственников, англоговорящих собратьев, которые разделяли, как он неоднократно подчеркивал, те же ценности: язык, демократию, свободу слова, независимое судопроизводство и так далее.
Это походило на попытку Черчилля убедить себя (и весь мир) в том, что американский триумф был в какой-то мере и британским, что слава бывших колоний отражалась и на метрополии. Конечно, это смелый подход и не все видят события в таком свете.
Многие могли бы сказать, что история жизни Черчилля была отчасти translatio imperii – переносом одной глобальной империи в другую. Как персы уступили дорогу грекам, а греки – римлянам, так и британцы передали имперский факел американцам. Алан Тейлор однажды сказал, что Вторая мировая война была «войной за британское наследство», и если вы согласитесь с таким анализом, то очевидно, кто победил. Удивительно видеть, что сейчас, семьдесят лет спустя, Америка остается самым могущественным государством на Земле в военном, политическом, экономическом отношении.
В тот вечер, во время трапезы на «Кристине», поступил таинственный телефонный звонок, касающийся сэра Уинстона. Его личного секретаря Энтони Монтегю Брауна попросили набрать «оператора 17» в Белом доме. Это был новый президент Джон Ф. Кеннеди, который поинтересовался, не хочет ли Черчилль сесть на президентский самолет и прилететь в Вашингтон, чтобы «провести пару дней» с хозяином Белого дома. Брауну пришлось думать быстро, он выразил большую благодарность президенту за его любезное предложение, но решил отказаться от него. Черчилль был недостаточно мобилен, кроме того, его глухота усиливалась.
Досадно, что они не увиделись, ведь у Черчилля все еще бывали периоды бодрости и ясного сознания. Они встречались ранее, до того как Кеннеди был избран, – однажды на борту «Кристины», когда, по словам свидетелей, Черчилль принял гладко выбритого Кеннеди за официанта, а в другой раз у них завязалась очень дружеская беседа о президентских амбициях молодого сенатора. (Кеннеди сказал, что обеспокоен своей принадлежностью к католикам, а Черчилль заметил, что это всегда можно уладить и остаться хорошим христианином.) Сейчас Черчиллю выпал последний шанс посидеть в Овальном кабинете и встретиться с действующим президентом США – а он виделся с большинством из них начиная с Уильяма Мак-Кинли в 1900 г.
Вот Кеннеди, лидер «свободного мира», а вот Черчилль, согнутый физически, но с искрой жизни, по-прежнему посверкивающей в нем. Возможно, старая империя могла дать молодой несколько намеков – ведь проблемы, стоящие перед Джоном Ф. Кеннеди, были хорошо знакомы Черчиллю.
Именно Черчилль был основоположником архитектуры холодной войны и политики противодействия советскому коммунизму. Теперь молодому президенту предстояло агрессивно продолжать эту политику: на Кубе, в Берлине и других местах. Черчилль стоял в авангарде Движения за объединение Европы – а США и Кеннеди по-прежнему поддерживали это дело. Далее была целая геополитическая арена, на которой американцам потребовалось предстать облаченными в императорский пурпур, поскольку Британия пошатнулась после войны и затем потерпела крах в Суэце. На этой арене роль Черчилля теперь помнят довольно смутно, тем не менее она была критической.
Уинстон Черчилль был одним из отцов современного Ближнего Востока. Это, по крайней мере, предоставляет возможность размышлений о том, как он способствовал созданию главной зоны политической напряженности и как впоследствии передал эту зону бедствий, словно чашу с колышущимся гремучим студнем, на попечение Америки. Именно Джон Ф. Кеннеди первым предоставил американские гарантии безопасности Израилю. Многие готовы осуждать британцев – и первым среди них Черчилля – за создание территориальных несуразностей, которые сделали эти гарантии необходимыми. Виновен ли он? А если нет, кого нам порицать?
Сегодня, когда я пишу эти строки, Израиль бомбит позиции арабов в секторе Газа, ХАМАС выпускает ракеты по Израилю, число жертв конфликта в Сирии неуклонно растет, фанатики-фундаменталисты захватили большие территории на севере Ирака. На всей этой карте есть отпечатки пальцев Черчилля.
Взгляните на карту Иордании. Что вы видите? Самая поразительная особенность – это странная треугольная аномалия, 600-километровый клин со стороны Саудовской Аравии, обращенный острием в современную Иорданию. Некоторые уверяют, что этот географический факт, до сих пор называемый «икотой Уинстона», можно связать с одним из хмельных ланчей Черчилля. Правдив этот рассказ или нет, но никто не оспаривает роль Черчилля в проведении этой границы. Она сохраняется до сегодняшнего дня, был или не был он навеселе.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
