А Борятинский в тот же день послал от Симбирска по черте своих людей наводить порядок по селам и острожкам, а сам стал обозом в остроге.
МНОГИЕ И ЖЕСТОКИЕ БОИСтоял уже Юрий Борятинский в Симбирске, а Иван Милославский начинал свой воеводский сыск над симбирянами, искал, кто предался ворам, кто прельстился их ложными речами.
В приказной избе скрипели перьями подьячие, сочиняя грамоты великому государю в Москву, князю Петру Урусову в Казань, князю Григорию Ромодановскому в Бекгород и в иные верные царю города и полковым воеводам о великой победе над Стенькой Разиным. И писали подьячие, что был на тех боях Разин поранен и ушел едва жив с немногими людьми в небольших лодках и побежали казаки Волгою на низ.
Поскакали гонцы из Симбирска в Москву и ближние города, а из Москвы уже в октябре и ноябре месяце пошли из разных приказов Разрядного, Казанского дворца Посольского и иных грамоты от имени великого государя по всему Российскому государству о победе под Симбирском.
Но шли эти вести лишь по государевым городам да по приказным избам, скользили по верхам. Кончился октябрь месяц, наступал ноябрь, а в лесном Заволжье, по лесным засекам, по захваченным уездными людьми городам не было о них ни слуху ни духу, да и не могли гонцы пройти там. Пятнадцать больших уездных городов еще держали в своих руках повстанцы, и среди них Алатырь, Саранск, Пензу, Курмыш, Темников, Кадом, Верхний и Нижний Ломовы, Корсунь и другие. С трудом пробивались по Симбирскому уезду ратные люди Юрия Борятинского, не отходил далеко от Арзамаса Юрий Долгорукий, высылал лишь из города полк Федора Леонтьева то в одну то в другую сторону, и везде Леонтьеву приходилось туго. Повстанцы перерезали все пути между полковыми воеводами, и каждый из них воевал в одиночку. Были дни, когда Долгорукий не мог послать даже гонцов в Москву без того, чтобы не попали они в руки восставших крестьян, обложивших всюду Арзамас.
Кружили разинские атаманы в междуречье Оки и Волги, крепко стояли в своих уездах и городах, и не знали они, что нет уже Разина под Симбирском и нет там их казацко-крестьянского войска. А если и доходили до них смутные вести о победах государевых ратных людей, так многие и не верили этому, знали, что приврать могут приказные души. Главное, что были в их руках города и села и все больше и больше людей шло к ним из уездов. И все бунташные города были в ссылке друг с другом: писали письма козьмодемьянцы ядринцам и курмышанам, а те цывилянам и алатырцам и договаривались меж собой, чтобы «им, соединясь… дворян и начальным людей и подьячих побивать… а как… придут великого государя ратные люди, и им битца всем и в городе в осаде сидеть и помереть всем заодно».
Подбадривали друг друга атаманы, ссылались грамотами, распространяли всюду прелестные письма, и множились бунташные люди, выводили бояр, дворян и приказных людей именем батюшки Степана Тимофеевича! И всюду ждали его: и в Тамбовском уезде под селом Конобеевом, да под Арзамасом, и на Алатыре, и под Нижним Новгородом. А если не приходил он, значит, срок еще не наступил, значит, воюет где-то Степан Тимофеевич за всю чернь, а наступит срок, и придет он к ним на помощь. И смело шли повстанцы в бой за пресвятую церковь, великого государя и Степана Тимофеевича Разина. Кипели бои под Алатырем, Темниковом, Арзамасом, Шацком, Нижним Новгородом. Мордовский мурза Акай Боляев вел бунташную мордву по Цывильскому уезду. В лесном Заволжье село за селом брал Илья Иванов.
К этому времени не раз и не два вспыхивали новые бунты и в понизовых городах, уже захваченных Разиным. Поднимался народ против недобитков, против тех, кто сумел залечь в первой суматохе, а потом повыползал из своих углов. Мутили воду боярские, воеводские приспешники в Астрахани, Царицыне, Саратове и на Самаре. В одних городах удавалось им запугать черных людей неминуемыми государевыми карами и великой опалой, и собирались уже самарцы и саратовцы принести свои вины, впали в большое сомнение. А в других городах дали боярским приспешникам отпор. Так узнали астраханцы, весь круг о том, что получает митрополит Иосиф царские грамоты, изменничает, вступает в ссылки с воеводами. Поднялись астраханцы, разгромили митрополичий дом и многих оставшихся в городе больших людей, дворян и купцов и целовальников, а митрополита приговорили на кругу скинуть с раската вслед за воеводой Прозоровским. Несколько дней бушевала Астрахань, добила чернь в те дни не только митрополита, но и многих изменников — старцев Троицкого монастыря, купцов, добрались наконец и до князя Семена Львова, на этот раз не' пощадили его астраханцы, скинули с раската.
Расправились заново со своими врагами и жители Царицына. Говорили в те дни черные люди: ведомо-де им стало, что идут против них бояре со многим войском, а как уцелеть, если сидят изменники по городам, и во всем боярам потакают, и с ними письмами ссылаются.
Именно в то время, как ушел Степан Разин на низ, и считали за ним царские воеводы многие десятки тысяч человек, стояли под его именем вся Волга и Заволжье, пятнадцать больших городов в междуречье и часть Слободской Украины, называли себя разинскими детушками десятки многотысячных отрядов с известными народу атаманами. И все же малоподвижен был весь этот крестьянско-посадский океан. Его волны били лишь в ближние берега, хотя и сносились между собой атаманы, но не было у них крепкой связи, действовали в основном отряды каждый за себя и часто не ведали, что делается в других уездах. Бежал Степан на низ, и невдомек это было многим его друзьям и товарищам. Да если бы и знали они о его разгроме, что могло бы изменить это? Все так же сидели бы они по своим городам и селам, по острожкам и лесным засекам.
Со второй половины октября стали смелеть воеводы. Нескончаемым потоком шли в полки из всех уездов и городов государевы ратные люди — дворяне и дети боярские, даточные люди, рейтары, подтягивались пушки и всякий запас, полнились полки Долгорукого, князей Юрия и Данилы Борятинских, Урусова, Ромодановского.
Наступление воеводы начали сразу со всех сторон. Двинул свои полки из-под Арзамаса Долгорукий, шли его ратные люди в уезды Нижегородский, Курмышский, Алатырский; Юрий Борятинский пошел по Симбирско-Корсунской черте, брат же Данила от Казани двинулся к Козьмодемьянску; Яков Хитрово от Шацка пошел к Керенску. Опирались воеводы на преданные государю города — Казань, Симбирск, Арзамас, Шацк, Тамбов, а повстанцы надеялись на свои города: Козьмодемьянск, Алатырь, Ядрин, Курмыш, Саранск, Пензу, Темников, Кадом и другие.
Не знал поначалу, куда и посылать своих людей князь Долгорукий. Едва отбился он от нападения на обоз под Арзамасом, как сказали дозорщики, что идут от Симбирска на Арзамас новые бунташные отряды в три тысячи. Срочно послал князь против них Федора Леонтьева. Встретил их Леонтьев около села Панова, и был там жестокий бой. Шли крестьяне против царского воеводы со знаменами и литаврами, конные и пешие, и бились с ними государевы ратные люди отчаянно и оттеснили их от села. Тогда отошли крестьяне в лес и сели там в осаду, осеклись в крепких местах засеками. Брал их приступом воевода Леонтьев, а в это же время к селу Панову вышли из соседнего села Чернавского новые конные и пешие бунташные крестьяне. С трудом отбился от них воевода. Много побито было на тех боях государевых ратных людей, много полегло и крестьян, а многих воевода пленил. Остальные же до времени ушли по лесам. И тал же на месте по приказу Долгорукого порешил всех пленных Федор Леонтьев, велел отсечь головы. Попал здесь в плен поп Андрюшка, который был под Симбирском, писал там Степановы прелестные грамоты, а потом ушел воевать на Арзамас. Пытали попа Андрюшку, винился он, что грамоты прелестные писал, и отсекли ему голову здесь же со всеми, а иных повесили по приметным местам.
