Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
Высшую должность получили в итоге Гней Октавий и Луций Корнелий Цинна (Плутарх. Сулла. 10.5). Октавий принадлежал к почтенной фамилии, представители которой появляются на римской политической сцене еще в III веке. Его дед ездил в Сирию во главе посольства, контролировавшего сожжение военного флота Селевкидов и выведение из строя сирийских боевых слонов, и был за это убит в Лаодикее неким Лептином. Отец Октавия занимал консульскую должность в 128 году. Сам Гней принял участие в политике, повидимому, во время борьбы с Сатурнином. В 90 году он стал претором, как и Сулла, минуя должность эдила, и отправился на Восток; почитатели культа Посейдона из Берита поставили ему тогда статую на Делосе, остатки которой найдены археологами.[860]
Что же касается другого консула, Луция Корнелия Цинны, то о нем известно куда меньше. Он принадлежал к числу патрициев и носил довольно редкий когномен. Его отцом был, повидимому, консул 127 года, также Луций Цинна. Не позднее 90 года сын последнего занимал должность претора, а в 89 м в качестве легата вместе с Метеллом Пием нанес несколько тяжелых поражений марсам, после чего они начали просить мира.[861] Как видим, в отличие от своего коллеги, он имел заметные достижения на военном поприще, которые, надо думать, и помогли ему стать консулом. Следует отметить, что и тот и другой не имели связей ни с Суллой, ни с Марием.[862] Вероятно, отсутствие таких связей обеспечило им поддержку тех политиков, кто жаждал стабильности, и сыграло немалую роль в их победе на выборах.
Таким образом, неудачи Суллы при попытке провести своих кандидатов свидетельствуют не только о неприязни к нему в высших кругах римского общества, но и о том, что он не осмелился оказать давление на предвыборную кампанию.[863] Как пишет Плутарх, Сулла делал вид, будто ее исход его радует — «ведь благодаря ему народ, дескать, и пользуется свободой поступать как хочет». Он, по словам того же автора, оказал Цинне поддержку при соискательстве консулата, чтобы умерить ненависть толпы к себе (Сулла. 10.6). Думается, однако, что здесь источник Плутарха слукавил — речь могла идти не о «помощи» Суллы, а лишь о том, что он не чинил Цинне препятствий.[864]
Однако Сулла решил все же хотя бы немного подстраховаться, чтобы после его отбытия на войну с Митридатом не началась новая распря. По словам того же Плутарха, он взял с Цинны «скрепленное страшными клятвами обещание поддерживать дело Суллы.[865] Цинна поднялся на Капитолий и, держа в руке камень, принес присягу на верность, скрепив ее таким заклятием: пусть будет он, если не сохранит доброго отношения к Сулле, вышвырнут из города, подобно этому камню, брошенному его собственной рукой. После этого в присутствии многих свидетелей он бросил камень на землю» (Сулла. 10. 6–7).[866]
Пройдет совсем немного времени, и Цинна выступит в пользу важнейшего из законов погибшего Сульпиция — о распределении италийцев по 35 трибам. Вновь прольется кровь, Цинна потерпит поражение и поспешно покинет город, а сенат лишит его консулата. Подчеркнуть порочность Цинны и была призвана история с его клятвой — он обещал сохранять лояльность Сулле, а сам пожелал восстановить отмененный им закон Сульпиция, за что и принужден был бежать из Рима. Однако сам рассказ, несмотря на несколько наигранный пафос, не является выдумкой[867] — церемонии такого рода упоминают и другие античные авторы.[868]
Обычно исследователи передают рассказ Плутарха о клятве Цинны без всяких сомнений в его точности. Между тем принятие этого сюжета безо всяких поправок заставляет думать, что Цинна приносил присягу один. Однако он наверняка не согласился на такое унижение, а заставить его Сулла вряд ли бы смог — как мы видели, он после взятия Рима старался действовать по возможности корректно. Да и что заставило бы Суллу заподозрить в Цинне бунтовщика? Предположения о том, что между ними случались стычки еще во время Союзнической войны,[869] ничем не доказаны. Если бы Цинна дал понять, что собирается восстанавливать важнейший из законов Сульпиция, его бы не избрали[870] — новая смута римской верхушке была не нужна. То, что он вообще не являлся креатурой Суллы, — опятьтаки не аргумент, то же относилось и к Октавию. Но, может быть, Октавий принес присягу вместе с Цинной? Плутарх об этом умалчивает, хотя и не говорит прямо, что Октавий не прошел через ту же процедуру.[871] Между тем это предположение наиболее логично,[872] поскольку все расставляет на свои места: Сулле подозрительны оба консула, в то же время вдвоем им будет не унизительно приносить клятву, да и сенат возражать не станет — ведь он не заинтересован в очередной междоусобице. Бесполезность всего мероприятия наверняка и тогда не вызывала сомнений. Вреда от него, впрочем, тоже не было.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
