Зазвонил телефон. Энн-Мари потянулась к трубке.
— Не снимай трубку, — сказал я. — Плохо уже то, что он не отключен.
— Но ведь это может быть кто угодно.
— Если ты снимешь трубку, они будут знать, что мы здесь — что здесь кто-то есть, — и мы не сможем вернуться сюда по крайней мере неделю.
— О папарацци — журналистах и фотографах. На меня откроется сезон охоты.
— Ты что-то не очень расстраиваешься по этому поводу.
— Так было задумано.
— Нет, что-то здесь не так, — сказала она.
Телефон перестал звонить, а затем зазвонил снова. Энн-Мари сняла трубку раньше, чем я успел к нему подойти.
— Алло, — сказала она, после чего передала трубку мне. — Это тебя.
— Кто это? — шепотом спросил я.
— А кто это? — спросила Энн-Мари в трубку.
— Джозефин Айриш.
— Прости, Джозефин, но я сейчас не могу разговаривать.
— Мне нужно тебя увидеть, — заявила она. — Мне есть что рассказать тебе.
— Я очень занят.
— Об Алане.
Это меня заинтересовало.
— Я тебе позвоню.
— В прошлый раз ты обещал то же самое.
— Я позвоню обязательно.
Я положил трубку, поглядывая на Энн-Мари. Она благоразумно воздержалась от вопросов. Ей и без того было ясно, что я занимался какими-то делами за ее спиной. Звонок от матери Лили, особенно в день, когда Лили снова появилась в газетах, не добавлял к ее подозрениям ничего особенно нового.
— Это было очень глупо, — сказал я.
— Хватит считать меня дурой.
Телефон опять зазвонил.
— Нам нужно ехать к тебе, — сказал я. — Здесь оставаться нельзя.
Она надулась, но пошла собираться.
78
Насколько я мог судить, по дороге из Ноттинг-Хилла в Челси за нами никто не следил. Энн-Мари молчала большую часть пути. Для меня было важно постараться убедить ее, что я по-прежнему ей доверяю. Я хотел объяснить, почему я реагировал так нервно, по крайней мере, с ее точки зрения.
— Послушай, журналисты никогда не паслись у твоих дверей, и ты не знаешь, что это такое.
— Конечно, знаю, — сказала она. — Некоторые из моих моделей всю жизнь только и делали, что скрывались от прессы, и кто, ты думаешь, им помогал? Кто заказывал такси, бегал за сигаретами и уезжал в подставной машине? Ты не расскажешь мне ничего, о чем бы я уже не знала.
— Извини, я об этом не подумал.
— В следующий раз думай, что говоришь.
На этом разговор закончился.
Я приготовился к тому, что Энн-Мари предложит мне устроиться на диване в гостиной. Но когда мы приехали к ней, все мои вещи сразу же оказались в ее спальне. Сумку с пистолетом я пристроил на ее розовом гардеробе.
И тут же бросился к телевизору, чтобы не пропустить полуденные новости. Ни о деле Лили, ни о каких-либо заявлениях полиции по этому поводу не было сказано ни слова.
В ванной зашумела вода.
— Можно от тебя позвонить? — спросил я.
— Значит, мне к твоему телефону нельзя даже прикасаться, — крикнула Энн-Мари из ванной, — зато ты можешь пользоваться моим, когда захочешь?
— Так можно?
— Ладно, звони.
Я подождал, пока Энн-Мари окончательно устроится — шум текущей из крана воды сменился типичными для женщин всплесками в наполненной ванне.
Джозефин сняла трубку через два звонка.
— Встретиться будет трудно, — сказал я.
— Как я могу тебе это облегчить? — спросила она с сарказмом.
— Ты можешь подъехать поближе ко мне.
— А где ты?
Я хотел выбрать место, где бы нас никто не заметил. Наилучшим вариантом, как мне показалось, была машина Джозефин.
— Подъезжай за мной к «Макдоналдсу» на Кингз-роуд.
— Когда?
— Завтра, в час дня, — сказал я.
— Хорошо.
Пока Энн-Мари была в ванной, я переложил пистолет и патроны в свою курьерскую сумку. Я решил носить ее с собой повсюду.
Я приготовил ужин, много шутил, и к концу дня Энн-Мари почти все простила мне.
79
Пятница.
За окном был один из тех ярких, бодрящих дней, когда небо кажется на слой-другой тоньше, а космос немного ближе.
Пока я шел по Кингз-роуд, холодный воздух, наполнявший мои легкие, вселял в меня ощущение бодрости и здоровья. Пистолет в курьерской сумке шлепал меня по бедру, как ребенок, пытающийся привлечь к себе внимание.
«Макдоналдс». Час дня. Джозефин прибыла вовремя. Я забрался в «вольво».
Воздух в перегретой машине был насыщен удушливым запахом, исходившим от Джозефин, — «Пуазон».
— В чем дело? — спросил я.
— Подожди, дай мне по крайней мере где-нибудь встать, — сказала она.
Мы свернули на боковую улочку из белых оштукатуренных домов.
— Я слушаю, — сказал я, когда она заглушила двигатель.
Когда она повернулась ко мне лицом, я заметил, что нижние веки у нее влажные и покрасневшие.
— Для меня все это очень нелегко, — проговорила она.
— По телефону ты сказала, что дело в Алане.
— Прежде чем начинать разговор о нем, я хочу напомнить тебе твои слова о квартире.
— А что я говорил о квартире?
— Ты сказал, что, возможно, не станешь оставлять ее себе.
— Тебе она все еще нужна? — спросил я, заранее зная ответ.
— Конечно, нужна. Она мне очень дорога.
— Я это учту.
Джозефин безостановочно водила руками по рулю машины, выписывая полукруг. Я играл с застежкой-«липучкой» курьерской сумки, думая о том, как было бы круто наставить сейчас на нее пистолет.
— Я знала об Алане и Лили, — произнесла она. — Лили рассказала мне, что встречается с ним. Рассказала довольно давно, почти сразу, как это у них началось. Они даже приходили ко мне на ужин. Они играли в нормальную парочку, и это было очаровательно. Честно признаться, я думала, что Алан ей куда больше подходит, чем ты. Он — настоящий мужчина. Но было ясно, что он никогда не бросит жену. Лили этого не понимала. Она верила всему, что он говорил ей. А он ей постоянно врал.
— Как настоящий мужчина, — вставил я.
