Аттик смотрел, как весла квинквиремы глубоко погружаются в воду и гнутся, силясь извлечь таран из корпуса римской галеры. Карфагеняне уязвимы только до тех пор, пока остаются неподвижными. Когда они освободятся, преимущество в размерах и скорости не оставит римлянам никаких шансов. «Аквила» должна нанести удар раньше, чем квинквирема сбросит с себя смертельно раненную жертву.
— Таранная скорость! — крикнул Аттик. — Курс прямо по центру судна!
«Аквила» рванулась вперед со скоростью тринадцать узлов, и при каждом ударе весел ее таран показывался над поверхностью воды. Удар вряд ли нанесет серьезный ущерб более крупной квинквиреме, но римская галера окажется намертво прикованной к противнику — словно пес, вцепившийся в бок волка и отказывающийся разжать челюсти. «Аквила» последний раз скорректировала курс, направив свой заостренный нос в борт противника. Аттик прошептал молитву Юпитеру, призывая его вспомнить титанов и придать сил своему Орлу.
* * *
— Капитан! — в ярости взревел Гиско. — Спустись вниз и проследи, чтобы с этих рабов шкуры спустили.
Капитан поспешно нырнул в трюм, страшась гнева адмирала, явственно читавшегося на его лице. «Мелкарт» застрял — расколотый корпус римской триремы, словно зубами, сжимал нос более крупной квинквиремы. Ярость Гиско не знала границ — он видел, что чаша весов склоняется не в пользу карфагенян. Штурмовой трап, который без труда был сломан «Мелкартом», успешно переправлял легионеров на карфагенские триремы, и преимущество новой тактики отчетливо проявлялось в противостоянии равных по классу судов. Повсюду отряды римлян очищали палубы карфагенских судов, с холодной безжалостностью расправляясь с врагом.
Каждая минута, потраченная на попытки освободить таран из корпуса римской галеры, лишала Гиско возможности выплеснуть гнев и утолить жажду мщения. Краем глаза он заметил приближающуюся встречным курсом галеру. Повернувшись, адмирал увидел, что трирема набрала таранную скорость, и улыбнулся — он с нетерпением ждал встречи с врагом. Скользнув взглядом по галере, Гиско увидел название на носу судна: «Аквила». Волна ненависти захлестнула его, и адмирал сжал пальцы с такой силой, что ногти глубоко впились в мякоть ладони. «Аквила», та самая галера, что ускользнула от него в Мессинском проливе.
— Приготовиться к отпору! — крикнул Гиско с кормы.
Большинство солдат сосредоточились на главной палубе и на баке, а лучники продолжали высматривать цели на вражеской триреме, пронзенной тараном. Приказ потерялся в шуме битвы. Гиско повернулся к Халилу, могучее тело которого стягивали кожаные доспехи.
— Сила римлян в дисциплине и руководстве, — прошипел Гиско. — Принеси мне голову римского центуриона, и я исполню твое желание.
— Слушаюсь, адмирал, — ответил Хал ил, уже представляя, как пронзает мечом своего бывшего хозяина, старшего консула Рима.
Эта картина только усилила его ненависть к римлянам. Почувствовав эту ненависть, Гиско улыбнулся. Он тоже наметил себе цель — капитана «Аквилы». Этот человек унизил его в Мессинском проливе, опозорил перед лицом всего флота. Теперь капитан заплатит за унижение собственной кровью.
Гиско извлек меч из ножен, и охрана последовала его примеру. Затем повернулся и быстрым шагом пересек кормовую палубу, не отрывая взгляда от приближающейся галеры. Адмирал повторил приказ, и на сей раз на главной палубе его услышали. Солдаты повернулись к римской галере, и на их лицах отразилось сначала удивление, а затем холодная решимость — они выстраивались в боевой порядок, готовясь отразить нападение и обагрить кровью свои мечи.
* * *
Септимий занял место во главе строя. Ряды легионеров за его спиной пополнились пятнадцатью преторианцами, которых отпустил от себя консул, пытаясь сделать все возможное для захвата вражеского флагмана. Это была элита римской армии, заслуженные ветераны, значительно усилившие потрепанную полуманипулу морской пехоты. Септимий ждал, оценивая расстояние до палубы квинквиремы, а гастаты вооружились пилумами. При таранной скорости до столкновения оставалось несколько секунд.
С расстояния пятидесяти ярдов центурион видел, что карфагеняне собрались плотной группой на главной палубе. Больше сотни. Рядом с ними у поручней бака выстроились лучники.
— Поднять щиты!
Первые карфагенские стрелы преодолели разделявшее корабли расстояние; наконечники многих стрел горели. На скорости тринадцать узлов «Аквила» была непростой мишенью, но короткая дистанция позволяла стрелять почти горизонтально, и Септимий почувствовал, как стрелы ударяют в его щит на незащищенном баке галеры. С главной палубы послышались короткие команды — там тушили огонь. Кто-то вскрикнул — одна из стрел попала в цель.
— Гастаты, приготовиться к броску по моей команде!
Молодые солдаты за стеной из щитов приготовились обрушить град копий на главную палубу вражеского судна. Септимий медленно выдохнул, опытным глазом оценивая расстояние. Удар можно будет считать успешным, если он посеет хаос в рядах противника. Центурион рассматривал карфагенян, боевой клич которых терялся в шуме битвы. На их застывших, словно маски, лицах отражались ярость, ненависть и жажда крови. Они будут до последнего биться за свою жизнь.
— Бросай! — крикнул Септимий и инстинктивно напрягся, приготовившись к столкновению двух галер.
* * *
Бронзовый таран «Аквилы» вонзился прямо в центр корпуса «Мелкарта», и четырехдюймовые дубовые доски расщепились от удара. «Аквила» вздрогнула, и вдоль ее корпуса словно прошла волна — как будто галера налетела на скалу. Команды обоих кораблей на мгновение забыли обо всем, стараясь удержать равновесие.
Септимий не стал ждать, пока опомнятся его подчиненные. Понимая, что назад пути нет, он взмахнул мечом и перерубил веревку, удерживавшую «ворон» в вертикальном положении. Трап с грохотом опустился на главную палубу карфагенского судна, раздавив человека, оказавшегося у него на пути. Шипы длиною в фут глубоко вонзились в палубу, накрепко связав судьбы двух галер.
— Вперед! — крикнул Септимий, бегом преодолевая двадцатифутовый трап.
Он не оглядывался, а доносившиеся сзади крики свидетельствовали, что легионеры последовали за ним. Мощный центурион поднял щит на уровень груди и наклонился вперед, уперев плечо в усиленное и обтянутое парусиной дерево. Бросок Септимия был подхвачен легионерами, бежавшими справа и слева от него по трапу шириной в шесть футов. Они на всем ходу врезались во вражеский строй, круша кости медными выпуклостями щитов.
— Построиться клином! — приказал Септимий легионерам, спрыгивавшим на палубу с «ворона».
Еще один карфагенянин пал под ударом меча центуриона, и Септимий услышал голос своего опциона Друза, выравнивавшего фланги клина. Септимий продолжал наступать в центр вражеского строя, стремясь расчистить плацдарм, который позволит выстроиться в боевой порядок. Ставка была высока. Клин способен ошеломить врага и замедлить его ответ, но узкое острие такого построения ненадежно и подвергается вражеским атакам с двух сторон.
