«А вот смотри. – Серёга порылся в своем рюкзаке и извлек из рюкзака толстую книгу, которую тут же показал сержанту. – Это военная английская книга. Я ее от корки до корки прочел. И еще читать буду».
«Ну?» – не поверил Кислюк.
«Буду!» – Серёга даже кивнул.
Он снова был хозяином положения.
Вот, пояснил, дочитает он военную книгу, а потом в местном военкомате еще одну возьмет. Говорил теперь Серёга чуть снисходительно, но четко. Он явно хотел, чтобы каждое слово дошло до сердца сержанта. А сержант, подержав английскую военную книгу в огромных лопатообразных ладонях, вдруг, даже, наверное, для себя неожиданно, раскрыл ее.
«На-сти, – прочел он по складам. – Это что?»
Серёга по-военному четко отрубил: «Дерьмо!»
«Ну? – страшно удивился Кислюк. – А во-кал?»
«И это дерьмо!»
«А кон-фин?»
«Дерьмо!»
«А кип? А драг? А кланг-ге?»
«Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!» – Серёга только руку не прикладывал к головному убору. Он был сама вежливость и четкость.
«Однообразный язык», – заключил Кислюк.
«Нет, не говорите так, сержант. – Серёга чувствовал на себе восхищенные взгляды солдатиков и выпестышей и держался ровно, с достоинством. – Каким бы ни был язык, пусть в нем хоть тридцать слов, все равно на нем говорят с богом».
«С самим богом?» – малость отпустил тормоза Кислюк.
Доказать или опровергнуть подобное утверждение всегда трудно, но этого и не понадобилось. Преодолев страх, вернулись остальные изгнанные сержантом солдатики. Им было скучно вне барака. От скуки, из чувства протеста они соорудили в самом конце взлетной полосы скромную земляную могилку, крест над которой, сработанный из двух метел, украсили фанерной дощечкой: «Тут похоронен сержант Кислюк, героически погибший за Родину, потому что не любил рядовых, говнюк!»
Новейшая форма эмоциональной информации.
Но этим дело не кончилось, потому что в дверь постучали.
Собственно, ждать уже было некого, кто мог прийти, давно пришел, ну, может, какой-нибудь совсем уж запуганный сержантом солдатик, но Серёга гостеприимно рявкнул: «Антре!» И дверь со скрипом растворилась.
Мы оторопели. На пороге стояли две тоненькие стюардессы. Наверное, с приземлившегося самолета. Они стояли на пороге как два солнечных голубых луча. Они походили на ангелиц. Белокурая ангелица и русая ангелица. На стройных ногах красовались голубые туфельки, на груди топырились голубые жакеты, короткие голубые юбочки не скрывали ничего такого, что так сильно подчеркивает ангельскую суть. В темном углу один из солдатиков потрясенно шепнул: «Теперь я знаю, чем мужчина отличается от женщины!» – и упал в обморок. Наверное, он имел в виду нашу грубость, нашу самонадеянность, наши опухшие голоса, но другой солдатик так же потрясенно пискнул:
– Покажи!
Не отрывая восхищенного взгляда от ангелиц, Серёга одним толчком спихнул сержанта Кислюка с нар: «Хай, дарлинг гейстс! Камин! Ка-амин! Лет ми интродьюс май олд френдз, дарлинг гейстс!»
Дарлинг гейстс захлопали мохнатыми ресницами.
С испугом и с восторгом вглядывались они в дымящееся чрево барака.
Они видели полутьму, пыль, пласты сигаретного дыма, опасно провисшие потолки. Они видели сверкающие в полутьме глаза солдатиков, онемевших выпестышей и сидящего на полу сержанта Кислюка. Он, кстати, нисколько не был в обиде на Серёгу. С пола он видел ноги стюардесс гораздо лучше и выше, чем мы.
– Советские воины-технари, члены ведущего авиаотряда, – ткнул Серёга пальцем в солдатиков. – Сержант Кислюк, отличник боевой и политической подготовки. Выпестыши Коля и Миша, члены Курильского геологического отряда номер восемь.
Стюардессы серебряно рассмеялись, а русая чудесная ангелица, тряхнув красивой косой, лежащей на ее спине как гребень игуаны, волшебно взмахнула ресницами:
– А это что за член?
И указала на меня.
– Это действительный член Географического общества, – уважительно заверил Серёга.
– А мы бортмеханика ищем, – засмеялась белокурая ангелица, подбирая голубую юбку.
– Его еще нет, но он непременно придет, – понимающе кивнул Серёга. – Раз вы здесь, значит и он придет.
Упавший в обморок солдатик очнулся. Наверное, он был атеист. Он не поверил в явление ангелиц. Он даже отмахнулся от них сухощавой рукой и быстро-быстро залопотал, автоматически стараясь понравиться: «Ну, это… Солдатик на верхней полке… Ну, едет в общем купе, полка верхняя… Ноги свесил, смеется: как вы там, интеллигентная дама внизу? А дама отмахивается и тоже смеется: носки-то ты меняешь, солдатик? А он одно твердит: только на водку».
Отлепетав, несчастный вновь отключился.
– Долбан, – грубо сказал Кислюк.
– А где ты так язык изучил? – серебряным голоском спросила русая стюардесса.
– Неустанный упорный труд. – Голубые глаза Серёги вспыхнули опасным огнем. – Дальние путешествия, неожиданные встречи. – Он намеренно путал слова русские и английские. – Языки, они как окна в мир. – Серёга прямо дышал на стюардесс голубым пламенем. – Английский язык это широкое окно в мир. А вот селькупский язык – окно узкое. Зато, зная селькупский язык, можно чувствовать себя человеком хоть в Нигерии, хоть в Уганде. Я так скажу, – удачно финишировал Серёга. – Человек без языка, как правило, придурок.
Все взглянули на Кислюка, и сержант автоматически тронул рукой специальные выводы большой интеллектуальной машины. Но стрелка вольтметра и сейчас не дрогнула. Только в настежь распахнутое окно, широкое, как русский язык, вливались запахи душного курильского лета. Над желто-зелеными фумарольными полями пылал закат, в нем дымилось кудрявое облачко, нежное, как овечка.
Удачный закат. Поразительно удачный закат.
Ничего лучшего придумать было попросту невозможно.
Я физически ощущал, как оттаивают наши сердца. И выпестыши это ощущали, и стюардессы, потому что белокурая ангелица спросила: «А это что?» – и легонько постучала пальчиком по стеклу вольтметра.
Стрелку мгновенно зашкалило.
– Вам непременно надо языками заняться, – обрадовался Серёга.
И добавил несколько неожиданно: «С такими ногами вам любой язык по зубам».
Русая ангелица тоже протянула пальчик, и стрелка вольтметра чуть не подбросила сержанта, сидящего на полу. Он походил на гуся, которому не удалось спасти Рим. И еще его тревожило то, что в присутствии стюардесс тихие солдатики осмелели.
– Если по правде, – задумчиво заметил Серёга, – языки удобнее изучать во сне.
Это заявление заинтересовало всех: солдатиков (солдат спит, служба идет), выпестышей (поспать им всегда хотелось), стюардесс (не знаю, о чем они подумали), даже сержант Кислюк проявил интерес: «Как это – во сне?»
