Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Позже мемуаристы и исследователи будут недоумевать: предупрежденный разведкой о появлении отряда Гейсмара, Сергей Муравьев не захотел попытаться обойти его деревнями, а, несмотря на уговоры младших офицеров, повел солдат степью, «прямо на пушки», – и в результате полк был расстрелян картечью в упор. Подполковник Муравьев-Апостол, получивший хорошее военное образование, был опытным боевым офицером. Историки удивлялись: почему же он не сумел решить элементарной тактической задачи. Особое недоумение вызывал последний приказ Муравьева: не стрелять в противника.
Однако учитывая ход восстания, нельзя не увидеть в действиях подполковника вполне определенной логики. Запретив сопротивление, Муравьев-Апостол единственным оставшимся ему способом прекращал бунт и погром, с которыми он не смог справиться.
Впрочем, победа восставших была не возможна даже теоретически. Осмотр конфискованных солдатских ружей показал, что большая часть их «были не заряжены и имели деревянные кремни». Видевший девять черниговских «карабинов» Руликовский подтверждает: «… Некоторые из них не имели кремневых курков, а лишь деревянные. А два из них были заряжены очень странным образом: один был заряжен наоборот – пулей внизу, а порохом сверху, а другой вместо заряда имел кусок сальной свечки».
«Все это могло произойти от неумеренного употребления водки, выпитой в Мотовиловке», – констатирует Руликовский[463].
Выведя полк под пушечный огонь, предводитель мятежников не оставил и себе лично шанса на спасение.
Находившийся в момент расстрела восставших впереди полковой колонны, Сергей Муравьев-Апостол был тяжело ранен и чудом избежал смерти. «Попавшая мне в голову картечь… повергла меня без чувств на землю. Когда же я пришел в себя, нашел батальон совершенно расстроенным и был захвачен самыми солдатами в то время, когда хотел сесть верхом, чтобы стараться собрать их; захватившие меня солдаты привели меня и Бестужева к Мариупольскому зскадрону, куда вскоре привели и брата и остальных офицеров», – показывал он.
Согласно материалам следствия «раненый в голову картечью, Сергей Муравьев схватил было брошенное знамя, но, заметив приближение к себе гусарского унтер-офицера, бросился к своей лошади, которую держал под уздцы пехотинец. Последний, вонзив штык в брюхо лошади, проговорил: “Вы нам наварили каши, кушайте с нами”».
Фамилия рядового была Буланов, он числился в 1-й мушкетерской роте. Позже Николай I распорядился простить его «за бытность в числе бунтовщиков» и перевести в другой полк. Ударил же он штыком лошадь командира, решив, что тот хочет ускакать, скрыться от ответственности. «Нет, ваше высокоблагородие, и так мы заведены вами в несчастие», – такими, по другим источникам, были слова Буланова.
Когда в 1823 году интервенция разгромила испанскую революцию, Риего выдали карателям простые испанские крестьяне-свинопасы. Этот факт из недавней истории Сергей Муравьев-Апостол очень хорошо знал. И, наверное, не удивился тому, что солдаты-черниговцы, поняв, что дело проиграно, сами «захватили» его и сдали правительственному отряду. Комментируя покорность руководителя мятежа в эту роковую минуту, подпоручик Бестужев-Рюмин скажет на допросе: «Муравьев предпочел лучше пожертвовать собой, чем начать междоусобную войну».
* * *
По-другому описал разгром полка Матвей Муравьев-Апостол: «Брат Сергей упал, раненый в голову. Брату моему Ипполиту раздробило левую руку; я пошел, чтобы сыскать, нет ли какого-либо фельдшера, чтобы перевязать их, но тут же эскадрон наехал в хвост колоны. Гусары кричали солдатам: “Бросайте ружья”, что они очень охотно делали. Не было ни одного выстрела из ружья. Я уже нашел брата моего Сергея окруженного гусарами, и мне тут сказали, что Ипполит после был убит».
«Ипполит, полагая, что брат убит, застрелился из пистолета», – уточнит Матвей в воспоминаниях.
Матвей не прав: Ипполит, раненный в руку картечным выстрелом, покончил с собой не в результате стихийного порыва, не потому, что увидел падение Сергея с лошади и решил, что он убит. О своем возможном самоубийстве он, по-видимому, думал с того момента, как присоединился к восставшему полку. Согласно сделанным в Петропавловской крепости записям Матвея вечером 2 января, когда разгром мятежников уже не вызывал сомнений, Ипполит вел с ним «продолжительный разговор… о судьбе человека».
В ходе разговора Матвей опять просил брата уехать, объясняя, что в ином случае его ждет долгий тюремный срок. Но Ипполит «успокаивал брата, уверяя его, что, оставшись с ними, он, наверное, не попадет в тюрьму». По-видимому, прапорщик уже решил сам определить свою судьбу, не дожидаясь, пока победители это сделают за него. Но Матвей просто не сумел адекватно понять признание Ипполита.
Мы, конечно, никогда не узнаем точно мотивы, по которым Ипполит Муравьев-Апостол свел счеты с жизнью. Но нельзя исключить, что среди этих мотивов было и осознание юным прапорщиком собственной вины за поражение южного восстания.
«На другой день, когда нас отправили в Белую Церковь, майор, который нас конвоировал (он был Мариупольского полка), по моей просьбе позволил мне проститься с Ипполитом; я его нашел: он лежал, раздетый и брошенный, в сенях малороссийской хаты», – таков был финал жизни Ипполита в изложении Матвея Муравьева[464].
* * *
Ипполит Муравьев-Апостол был не единственной жертвой восстания, поднятого его братом. Картечными выстрелами были убиты Михаил Щепилло и шестеро солдат, через несколько часов после разгрома покончил с собою Анастасий Кузьмин. Выживших мятежников, младших офицеров-черниговцев, судили военным судом в Могилеве. Троих из них – Вениамина Соловьева, Ивана Сухинова и Александра Мозалевского – приговорили к расстрелу, замененному вечной каторгой. К бессрочным каторжным работам был приговорен Андрей Быстрицкий.
Жертвами «южного бунта» стали и солдаты, ушедшие в Сибирь, насмерть запоротые по приговору военного суда. А также совершенно ни в чем не виноватые крестьяне, жители Василькова и окрестных деревень. «Самый успех нам был бы пагубен для нас и для России», – признает потом Бестужев-Рюмин[465].
* * *
Мятежники были разбиты, но шок, вызванный восстанием у местных жителей, прошел не скоро. По Васильковскому уезду стали распространяться слухи о грядущих погромах. Слухи эти радостно поддерживали те, кого воодушевили «подвиги» черниговских солдат.
Выдержки из следственных дел той поры весьма красноречивы. «Мещанин Василий Птовиченко, будучи пьяным, говорил, “что будут выпускать из тюрем арестантов и… будем резать шляхту, евреев и другого звания людей, и тогда, очистивши таким образом места, государь император будет короноваться”».
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
