Помочь человеку определить свое место в этом противостоянии была призвана неразрывная триада «благая (в своем конечном проявлении – святая) мысль – благое слово – благое дело», сохранившаяся в индоиранской традиции целиком и фрагментарно – у других индоевропейских народов. Соблюдать это правило должен был каждый человек, идущий по пути Правды. Хоть вселенский закон во всей своей полноте был в принципе невыразим в словах и понимался древними скорее интуитивно, однако благая мысль рождалась в сознании человека лишь благодаря ему, озвучивалась в благом слове, а совершавшееся в соответствии со вселенским законом дело автоматически становилось благим. Это единство мысли – слова – дела обеспечивало продвижение человека по пути Правды, ограждая его от Лжи, в одном из своих проявлений являвшейся разладом между словами и делами. Однако для человека путь вселенского закона был не только прямым, но и устремленным вверх в прямом и переносном смысле. Эта устремленность обеспечивалась описанной выше динамичной стороной данного универсального принципа.
Поскольку вселенский закон незримо определял соответствие любого явления самому себе, в том числе и в его развитии согласно собственному предназначению, то из этого вытекает, что он присутствует и в человеке в качестве его высшего призвания и потенциальных задатков, подкрепленных необходимыми средствами их воплощения. Соответственно, следование вселенскому закону предполагало сознательное развитие как отдельным человеком, так и целым народом заложенным в них благих начал. Необходимой предпосылкой данного развития было самопознание, поиск своего истинного предназначения. В силу этого трудно было найти истинный, т. е. предназначенный для тебя путь, но, когда его наконец удавалось обнаружить, следовать по нему человеку было уже легко. Живущий в соответствии со вселенским законом человек не только реализовывал свою истинную сущность, но, верша благие дела, одновременно с этим в меру своих сил усиливал и само присутствие вселенского закона в нашем мире. Из этих дел, совершаемых в соответствии со вселенским законом, даже не возникала, а скорее проявлялась изначально заложенная в нашем мире святость. В связи с этим уместно будет вспомнить, что в санкскрите слово рита обозначало не только «вселенский закон», «порядок», «истину», «правду», но и «святость». В идеале люди, благодаря максимальному развитию заложенных в них в соответствии со вселенским законом способностей должны будут прийти к состоянию святости мира, в котором зло и беззаконие должны будут окончательно исчезнуть. Что именно наши далекие предки изначально понимали под святостью, будет рассмотрено в исследовании о Дажьбоге, а пока отметим, что следы этого грандиозного устремления человеческого духа, встречаемые у различных индоевропейских народов, достигли одного из наиболее ярких выражений именно у нашего народа, у которого оно выкристаллизовалось в идеале Святой Руси.
В соответствии со вселенским законом должна была организовываться жизнь не только отдельного человека, но и всего общества, поскольку благодаря ему возникает не только семья, но и дружба, союз между людьми во всех своих проявлениях. Когда же возникает государство, то, по представлению древних, «наряд», или внутреннее устройство этого политического института, обязательно должен был соответствовать этому универсальному первопринципу. Святость была конечным идеалом и общественного бытия, но, пока она оставалась недостижимой, жизнь человеческого коллектива должна была основываться на Правде как более частном проявлении вселенского закона. Лишь благодаря Правде человек мог жить по-человечески, и на основе этого принципа строились отношения как внутри отдельного народа, так и между различными народами. В обоих случаях для закрепления достигнутой договоренности людьми приносились клятвы, которые также являлись частными проявлениями вселенского закона, соблюдение которых сторонами гарантировалось верховными богами – хранителями этого универсального начала. Как государственные законы, так и человеческие клятвы черпали свою силу во вселенском законе, будучи встроенными в его великий поток. Помимо внутриобщественных отношений и отношений с иноплеменниками, человек был вовлечен еще как минимум в два глобальных цикличных кругооборота, также являвшихся частными проявлениями универсального первопринципа.
Во-первых, как было показано в исследовании о Свароге[445], уже в эпоху индоевропейской общности возникает представление о нисхождении человеческой души на Землю с небесных тел и ее последующем возвращении на небо после смерти тела. Тем самым человеческая душа включалась в космический кругооборот жизненного начала, в свете которого само пребывание ее на нашей планете оказывалось лишь частью ее вселенского движения. Сама земная жизнь человека однозначно оказывалась предопределенной вселенским законом: в соответствии с ним человек рождался, достигал расцвета сил и в конце концов умирал. «Сверх закона богов не проживет и тот, у кого сто жизней», – категорично утверждает ведийский гимн (РВ Х.33.9). Посмертная же судьба души во многом определялась именно ее земной жизнью, во время которой она следовала путем вселенского закона или шла дорогой беззаконий. Хоть наиболее однозначные свидетельства неразрывной связи посмертной судьбы человека с этим универсальным принципом встречаются нам опять-таки в индоиранской традиции, следы данных представлений можно обнаружить и у других индоевропейских народов.
Во-вторых, еще при жизни как отдельный человек, так и общество в целом оказывались вовлеченными в глобальный кругооборот жертв и даров, благодаря которому человеческий мир оказывался тесно связан с миром божественным. Чтобы приносимая жертва попала к адресату, ее следовало принести в определенном месте в определенное время, в результате чего ритуал уже становился частным проявлением вселенского закона, что подчеркивается этимологическим родством обоих терминов. Поскольку жертвы приносились регулярно, ритуал воспроизводил космическую цикличность на человеческом уровне. За полученную в срок жертву боги даровали жертвователю некий дар, в результате чего возникал кругооборот жертв и даров между божеством и человеком, окончательно закреплявший подобие этого обряда вселенского закона. Как видим, движение, с которым неразрывно ассоциировался этот универсальный первопринцип, распространялось не только на объекты материального мира, но и, в двух последних случаях, на тот невидимый мир, где жили боги и умершие предки, связывая оба мира воедино.
Само наличие у индоевропейцев интуитивного представления о вселенском законе на заре их истории может быть объяснено наличием в их психике слоя вселенского бессознательного, предположение о котором было высказано в начале первой главы этой книги. Помимо самого представления о вселенском законе, это предположение подкрепляется рассмотренным в части I книги «„Голубиная книга“ – священное сказание русского народа» мифом о возникновении Вселенной в результате расчленения на части Первобога, который мыслился первоначально зооморфным, а ко времени распада индоевропейской общности – антропоморфным. Хотя во всех вариантах тело Первобожества соотносится с Солнцем, Луной, звездами и Землей, а в «Голубиной книге» еще и с Венерой, весьма вероятно, что само это представление или идея (по объективным причинам для этого явления весьма трудно подобрать адекватное определение) гораздо древнее возникновения самой Солнечной системы. Если абстрагироваться от конкретных небесных объектов, то сама сущность древнего мифа весьма напоминает современную научную концепцию Большого космического взрыва, когда вся Вселенная образовалась в результате разделения на части некоего единого объекта, но изложенную принципиально отличным от научного мифопоэтическим языком.
