Хэнк вздохнул:
– Не знаю. Наверное, как раз потому, что все можно решить одним звонком. Чтобы тебя предупредить, чтобы ты попыталась его не злить. Я изначально был против всей этой затеи, но, честно тебе скажу: Мэдди, ты меня пугаешь. Ты хоть понимаешь, в чем только что меня обвинила? В чем обвинила Эллиса? Ты словно специально выбрала то, что нас больше всего ранит. Это на тебя не похоже. Та Мэдди, которую я знал, так бы не поступила.
По лестнице, топая, спустился Эллис.
– Вот, – сказал он, сунув мне в руки стакан воды.
Я оттолкнула стакан, пролив немного воды Эллису на брюки.
Он поставил стакан на стол и посмотрел на меня с подчеркнутым беспокойством.
– Милая, ты какая-то взбудораженная. Дать тебе таблетку? Я немножко раздобыл там, куда мы ездили. Нашел очень хорошего врача, лучшего в своей области.
И тут я поняла, что все это правда. Я видела, как в глубине его глаз словно бежала лента телеграфа: фальшивая, своекорыстная забота, в подлинности которой он себя в конце концов убедит, и его немыслимое, растущее удовлетворение от того, что я в самом деле вела себя как истеричка; он уже готов был переписать историю, представить все так, словно он делал лишь то, что было необходимо для моего благополучия, потому что ни о чем другом никогда не волновался…
Он словно воспроизводил мою мать. Осознав, сколько сейчас зависит от моего поведения, я изо всех сил постаралась тоже ее сыграть.
– Нет, у меня, должно быть, непорядок с желудком, – сказала я. – Целый день мутит. Прошу меня простить, мне лучше пойти и прилечь.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Эллис тем же елейным тоном.
– Нет, уверена, со мной все будет хорошо.
– Мэдди? – поинтересовался он. – Ты только что была в кухне, когда мы вернулись?
– Да, – ответила я, заставив себя коротко улыбнуться. – Искала что-нибудь, чтобы желудок унять.
– А, – кивнув, отозвался Эллис, – конечно же.
– Я спущусь к семи, хорошо?
– Только если будешь себя хорошо чувствовать, – сказал Эллис. – Постарайся отдохнуть, милая.
Я встала – чинно, как только могла – и как-то поднялась на второй этаж.
Через пару минут прибежала Мэг.
Я открыла ей дверь, потом упала лицом вниз на кровать.
– Что происходит? – спросила она, закрывая дверь. – Ты почему так тихо говорила? Мы ничего не слышали.
– Закрой на засов, пожалуйста, – попросила я.
Мэг заперла дверь и присела.
– Что случилось? Ты сказала ему, что все кончено?
– Нет.
– Почему?
– Потому что не могу, – убитым голосом отозвалась я. – Мне придется помириться с Эллисом или хотя бы притвориться.
Мэг взвилась с кровати и рассерженно повернулась ко мне:
– Что? Да как ты можешь! Ты хоть представляешь, что будет с Энгусом? Он для тебя так мало значит?
– Нет, так много! – шепотом выкрикнула я. – И если у меня есть хоть малейшая надежда на то, что мы с ним будем вместе, лучше мне сохранить мозги в целости!
Мэг секунду смотрела на меня, потом села обратно на кровать.
– Я не понимаю, – сказала она.
– Помнишь, я тебе рассказывала, что моя мать хотела отправить меня на лоботомию?
– Да, – с сомнением ответила Мэг.
– Ты знаешь, что такое лоботомия?
– Не совсем.
– Через глазницу вводят маленькую лопаточку, втыкают ее в переднюю часть мозга и слегка поворачивают – вот это со мной и собирается проделать муж, если я его еще раз огорчу.
Она в ужасе открыла рот.
– Но ведь так нельзя! Кто ему позволит!
– Похоже, что позволят, поскольку он уже обо всем договорился. Мне несколько лет назад поставили нервное заболевание, а моя мать была совершенно сумасшедшей. Эллис заручился согласием врача, а тот меня даже не видел. Все, что Эллису нужно сделать, это позвонить – и за мной приедут.
– Боже милосердный, – сказала Мэг.
Она встала и на негнущихся ногах подошла к креслу.
– А ты ему не сказала, что спрашивала про развод…
– Слава богу, нет. Если бы сказала, санитары бы уже выехали.
– И он не знает про вас с Энгусом…
– Что-то подозревает, но всего, конечно, не знает.
Мэг хлопнула по подлокотникам кресла, отчего я вздрогнула.
– Но тогда – почему?
– Из-за денег, разумеется, – сказала я. – И что по-настоящему глупо, так это то, что я сама все это накликала.
– Нет, – нахмурилась Мэг. – Как это?
– Я по глупости дала ему понять, что не верю в его дальтонизм. Если я расскажу его отцу, тот его без гроша оставит. Вот он и придумал план, по которому все, что я могу сказать, будет списано на сумасшествие – если я сдуру открою рот, он позвонит и решит проблему. Теперь мне остается только пытаться его не огорчать, пока я что-нибудь не придумаю.
– Нет, вот что мы сделаем, – твердо сказала Мэг. – Мы тебя отсюда увезем. Семья Анны тебя примет, я уверена. Энгус тебя чуть позже переправит.
– Не сработает. Эллис меня найдет.
– А мы постараемся, чтобы не нашел.
– Он меня найдет и добьется, чтобы вас всех арестовали за похищение. А меня, разумеется, отвезут в больницу, откуда я вернусь, пуская слюни. Вся в слюнях, но такая послушная.
– Но нельзя ведь просто сидеть и ждать, когда это случится! – сердито воскликнула Мэг. – Глупо!
– Ты не понимаешь. Он меня найдет. Речь идет о слишком больших деньгах – у его семьи солидное состояние, но рано или поздно он узнает, что умер мой отец, а у нас денег просто неприлично много.
Мэг замолчала, так надолго, что я в конце концов повернулась к ней. Ее светлые глаза пронзили меня насквозь. Потом она вздохнула и отвернулась, уставившись в пустой камин.
Она явно понимала, что я не договариваю, но что я могла ей сказать? Что нельзя ничего сделать, чтобы меня спасти, так чтобы Энгус при этом не отправился в тюрьму на всю жизнь? Что его судьба в руках моего капризного, безответственного мужа, что она зависит от того, смогу ли я его унять?
Прошла минута, Мэг начала барабанить пальцами по подбородку.
– Так, – сказала она, – возможно, есть и другой путь.
Впервые, с тех пор как упала на кровать, я заставила себя сесть.
– Что? Какой?
– Суп из папоротника у нас тут считают деликатесом, он, правда, очень вкусный, особенно если капнуть солодового уксуса. Конечно, с ним надо очень осторожно, не варить, когда созреет, а то можно орляком отравиться…
