Среди жителей сельской округи и дальних «волостей» Господина Великого Новгорода, вдали от собора Святой Софии и престола архиепископа древняя вера, естественно, держалась еще дольше. Видимо, Василий набирал дружинников из этих земель не случайно. Еще в конце XIV – начале XV века монахи, основывавшие на русском Севере обители, сильно рисковали подвергнуться нападению со стороны «множества неверных человек». И это далеко не всегда была дикая «чудь». Архиепископ Новгородский Макарий в письме великому московскому князю Ивану Васильевичу, будущему Грозному царю, жаловался на «скверные молбища идольские», что сохранились «во многих русских местех» его епархии. А «Устав святого Саввы», записанный в новгородских землях примерно в те же годы, требовал у исповедников спрашивать своих духовных дщерей: «не молилася ли вилам, или Роду и Рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши». Еще раз – это – XVI век. Тут, кстати, и эпизод, когда новгородцы «зачем-то» загоняют связанных людей Буслаева в реку, получает вменяемое объяснение. Да крестить их собираются! Так же, как двумя веками раньше крестила самих новгородцев киевская дружина.
Зная все это, мы можем предположить, что Буслав, отец Василия, как раз был язычником – не зря же сына просил не у чудотворной иконы, а у «бел горюч камня», и явилась ему не Богородица, как его вдове-христианке, а «бабища матерая». Потому-то и подчеркивались его миролюбие и незлобивость, что надо было объяснить, как язычник без единой христианской черты (а возможно, и жрец – Буслав, Богуслав, богов славящий) смог мирно прожить жизнь в городе, уже в основном христианском. Крестился ли он – сказать трудно. С одной стороны, нет никаких указаний на его христианство, с другой – женитьба откровенного язычника на женщине из явно христианской семьи как-то не слишком попадает под определение «Нову городу поперек не ставился».
А вот с самим Василием все выходит совсем интересно. Он не просто язычник. У него христианское имя. У него есть крестный отец. Он учился «петью церковному» – то есть воспитан он как христианин. И тем не менее он действует как язычник, во главе ватаги с языческих окраин выступает против единоверцев матери, и – своих единоверцев тоже. Юноша, воспитанный матерью-христианкой, идет по пути язычника отца, более того, идет на прямой конфликт там, где его отец, судя по всему, шел на компромиссы. Удивительная аналогия с князем Святославом – сыном терпимого к христианам язычника Игоря и христианки Ольги, выросшим ярым и истовым противником новой веры.
Игорь Яковлевич Фроянов упоминает целый покаянный канон, бытовавший на Руси для людей, рожденный в православии, впавших в язычество, а затем решивших вернуться. Очевидно, случаи, когда крещеные русичи решали вернуться к Богам пращуров, были не так уж редки, раз для них учредили особый канон.
Если посадником, главой Новгородской республики, хотя бы ненадолго, пусть на год, стал даже не просто язычник, а отступник христианской веры – это вполне могло стать поводом, дабы всякую память об святотатце выжечь со страниц новгородских летописей.
6. Гибель Василия Буслаева: былина и история
Согласно былине, после победы над «мужиками новгородскими» Василий Буслаев отправился в плавание в «святую землю», где и погиб. В некоторых вариантах он объясняет свое странствие так – «Смолоду много бито-граблено, под старость надо душу спасти». Словами этими часто описывают позднее благочестие людей, проживших, мягко говоря, не слишком праведную жизнь. Но при чем тут Василий? Во-первых, он далеко не стар – он неженатый парень, вожак ватаги такой же несемейной молодежи. Во-вторых, бить он бил, но кого же он грабил?
На паломничество дружина Буслаева берет с собою «оружье долгомерное» – тоже хорошо для «кающихся грешников». Матушка Василия подозревает, что сын собрался «на разбой».
Но вершина всего – это путь в «Ерусалим». Буслаев плывет туда «по морю Каспицкому», по пути братается с «казаками» на некоем острове, то ли на том же, то ли на другом – в зависимости от варианта – натыкается на «бел-горюч камень» с предупреждающей надписью и/или на мертвую голову, которая пророчит ему смерть. Продолжает странствие, попадает в Иерусалим – непосредственно из «Каспицкого» моря – но там учиняет очередное кощунство, голым купаясь в «Ердань-реке». На обратном пути вновь посещает остров с головой и камнем. Прыгает через камень, вопреки предупреждению надписи, – или же прыгает запрещенным этой надписью образом – и гибнет.
Вариант с путешествием по «Каспицкому» морю, несомненно, позднейший. Хотя бы уже потому, что до Петра море это никто на Руси так не называл. И «Повесть временных лет», и «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, и «Казанская история» времен Ивана Грозного, и даже «Повесть о Савве Грудцыне» первых Романовых называют это море Хвалисским, Хвалижским, Хвалимским, Хвалынским, наконец, но никак не Каспийским.
Более того, в некоторых вариантах былины Василий плывет вниз по Волхову, попадая в «Виранское» или «Веряжское», то есть Балтийское, море. Тут, кстати, и ключ к «Каспицкому» морю позднейшего варианта. Дело в том, что иногда это море в былинах еще именуют «Волынским» – по имени стоявшего на нем торгового города балтийских славян Волына, чье невероятное богатство чуть ли не в один голос воспевают русская былина о Дюке Степановиче, немецкий автор-современник Адам Бременский, позднейшие немецкие и скандинавские легенды и «Сага о йомсвикингах». А Волынское и Хвалынское на слух почти неразличимы. В любом случае вариант этот возник, повторюсь, поздно.
А на Балтике имелся остров, где в изобилии имелись и прототипы «разбойных казаков», и «сухие головы», и «бел-горюч камни». Более того, значение этого острова для русских язычников было вполне сопоставимо со значением Иерусалима для православных христиан. Главная святыня славянского язычества, которую еще в XI веке посещали паломники из двести лет как крещеной Чехии. Оплот грозных морских дружин южной Балтики. Остров «Рус» арабских источников, Буян русских заговоров и сказок, нынешний Рюген.
Почему же поездка на «святую землю» язычников оказалась для Василия гибельной?
Ответ дает год смерти Василия Буслаева – вернее, думаю, будет сказать – год, в который весть о его смерти дошла до летописца.
60-е годы XII века – это время гибели последних очагов древней веры славян и русов на южном берегу Варяжского моря. В 1160 году гибнет вождь ободритов Никлот, несколько десятилетий успешно противостоящий натиску христиан-католиков из Дании и Германии. Его сын Прибыслав поднял восстание в 1164 году, но потерпел поражение. Затем последовало семь (!) походов датчан на Рюген. И в 1168 году святыня святынь славянского язычества пала.
В 1170 удар датчан, немцев и поляков обрушился на Поморье, ставшее после этого христианской Померанией.
Вот в какие годы выставленный в былине неприятелем христианства, зачатым после молитвы «бел горюч камню», предсказанный «бабищей матерою», набравший себе дружину из выходцев с языческих окраин и поднявший руку на крестного новгородец Василий Буслаев отправился на «Веряжское» море.
И вот этот факт заставляет лично меня совсем под другим углом глядеть на всю его историю.
