Я пошла навстречу Кристаллу. Солдаты пошли со мной, держа оружие нацеленным на Дилис, на лес, на окрестную тьму – но я не думала, что им сейчас найдется цель. Позже. Стрелять надо будет позже.
Дилис крикнула своим рычащим голосом через всю поляну:
– Твоя семья насквозь порочна, Мередит. Тетка твоя пытает собственных стражей до тех пор, пока не превратит их в бессловесных рабов!
Я повернулась к золотой фигуре и крикнула в ответ:
– Так зачем тогда ты помогаешь Келу? Он ведь тоже порочен?
– Да, – сказала она.
– Ты поможешь ему убить меня, а потом убьешь его, – поняла я.
Она промолчала, но засветилась чуть ярче. Магический эквивалент легкой улыбки, которую не всегда удается сдержать. Довольной улыбки, когда все идет так, как хочется магу.
Кристалл упал ничком, и мне показалось, что он уже не встанет, но он поднялся. Медленно, мучительно он полз на золотое сияние Дилис.
Я шагнула было ему помочь, но кольцо сжалось на пальце, и я решила, что это знак. Я осталась на месте, глядя, как он преодолевает этот медленный, мучительный путь. Белые волосы, которые на свету оказывались не белыми, а почти прозрачными, как вода или хрусталь, волочились по земле, будто видавший виды, но когда-то роскошный плащ.
– Нам не надо ему помочь? – спросил Доусон.
– Нет, – сказала я тихонько. – Надо, чтобы она ему помогла.
Он вытаращился на меня, а когда ничего по моему лицу не прочитал, повернулся к Бреннану и Мерсеру. Мерсер спросил:
– А она его не убьет?
– Нет, если хочет спастись, – сказала я.
– Она как будто не из тех, кого надо спасать, – заметил Мерсер.
Дилис крикнула мне:
– Почему ты не помогаешь ему, принцесса?
– Он здесь не ради меня.
– Ты говоришь загадками, – сказала она.
Кристалл по-прежнему мучительно медленно полз через поляну, мимо трупов и раненых. Но теперь уже было ясно, что направляется он не ко мне. Он полз совершенно точно к золотому сиянию.
– Не трать его жизнь попусту, Мередит. Если он в таком виде попытается мне навредить, я его уничтожу.
– Он не собирается тебе вредить, Дилис, – сказала я.
– А зачем он сюда явился, если не спасать тебя и твоих людишек?
Кристалл дополз до границы золотого сияния, но еще его не коснулся. Будто настоящий солнечный свет, это сияние заиграло на его коже и волосах, как если бы они были сделаны из кристаллов горного хрусталя, под стать его имени. Ее сияние бросало радужные блики на его тело – маленькие, мерцающие цветные огни, разгоняющие тьму.
Он протянул вперед руку, и едва она коснулась круга света, он сумел подняться на колени и посмотреть на Дилис. Его кровь засверкала рубинами.
– Что это за колдовство? – попробовала разгневаться Дилис, но голос ее уже не обжигал, как раньше.
Кристалл поднялся на ноги и шагнул в круг света. Тело его засверкало – так вода отражает солнце или ловят свет бриллианты. Он вошел в ее свет и отразил его, превращая в чудо красоты.
– Что ты с ним делаешь, Мередит?!
– Это делаю с ним не я.
Кристалл уже почти мог коснуться ее золотой, сияющей фигуры. Он стоял высокий и тонкий, с рельефно очерченными, но стройными, как у бегуна, мускулами. Он всегда обладал этакой хрупкой силой, а сейчас казался драгоценностью, поднятой к солнцу – он сиял радужными бликами от макушки до пят, до кончиков волос. Раны все закрылись, словно близость к ее сиянию исцелила его.
Она казалась... испуганной.
– Я не целитель, но он исцелен. Как это может быть?
Кристалл протянул ей руку.
– Чего он хочет?! – с откровенным испугом крикнула она.
– Прими его руку, и узнаешь.
– Это ловушка!
– Я ношу кольцо королевы, Дилис. Глядя, как ты обжигаешь жаром летнего солнца, я думала: «Где же ее противовес? Где та прохлада, что не даст ей сжечь все живое?»
– Не-е-ет! – крикнула она ему в лицо.
Но Кристалл просто протягивал ей сияющую руку и ждал, словно мог так держать руку вечно.
И ее золотая рука вдруг шевельнулась, словно по собственной воле. Ее пальцы коснулись его руки – и золотистый жар подернулся серебряной дымкой, знойное марево перемешалось со сверканием воды – будто солнце играло на поверхности летнего пруда.
И они оказались в объятиях друг у друга. Они целовались так, словно делали это всю жизнь, чего не было, я знаю. Он никогда не был ее любовником, не был богом в пару ей, богине, но он дожил до наших дней. Он был прохладой, которая так была ей нужна, и я призвала его – того, до кого смогла дотянуться.
Ее сияние сгустилось в яркий желтый свет, она словно вырезана была из этого света. Кристалл сиял ожившей радугой.
– Мой бог! – прошептала Хейз.
– Именно так, – сказала я.
– Что вы с ними сделали? – спросил Доусон.
– Они станут супругами и родят детей. Двоих.
– Откуда вы знаете? – спросил Бреннан.
Я улыбнулась ему, точно зная, что глаза у меня начали светиться зеленью и золотом.
Он с трудом сглотнул слюну, словно это зрелище его тревожило.
– Ах да, магия.
– Занимайтесь любовью, а не войной, – сказал кто-то из солдат.
– Совершенно верно, – ответила я.
С другой стороны поляны долетел крик. Кричал Кел. Он стоял там в черно-серых доспехах, окруженный приверженцами в броне всех цветов радуги и еще в такой, что кажется сделанной из коры, листьев или звериных шкур, но выдержит удар любого оружия, кроме стального и железного. Эти выходцы из фантастического сна несли чье-то тело, и едва я поняла, кого они несут, сердце пропустило удар. Его распущенные волосы, темнее нынешней лунной ночи, спадали до земли. Белые руки державших его сидхе казались оскорблением его черного совершенства.
Кел заорал мне через всю поляну:
– Он еще жив, но это ненадолго! Ну что, стоит твоей жизни этот беспородный пес, сестричка? Хочешь его спасти – иди сюда!
Я не могла отвести от него взгляда. Он был чудовищно неподвижен. Да жив ли он вообще? Только смерть могла так его обездвижить. Мысль о том, что я потеряла их обоих – и Мрака, и Холода – была невыносима. Слишком велика боль, слишком велика потеря, все – слишком.
Я прошептала его имя:
– Дойл.
Я хотела, чтобы он поднял голову, шевельнулся, чтобы дал мне знать, есть ли кого спасать, если я пойду к нему. Рука сама легла на живот – все еще плоский, все еще без намека на беременность, – и я поняла, что не смогу выкупить Мрака собой. Он не простит мне такой сделки. Накатила волна тошноты, ночь поплыла перед глазами, но мне нельзя было упасть в обморок. Я не могла позволить себе слабость, времени на нее не было. Я прогнала прочь чувства, лишавшие меня мужества, и оставила только те, что помогали: ненависть, страх, ярость... и холодное спокойствие, которого я в себе даже не предполагала найти.
