– Папа! Я так соскучилась! – кричит она.
Он медленно опускает руку, касается головы Эсме.
– Эми… – прижимает девочку к себе.
Либби стоит в дверях и всхлипывает.
– Ее больше нет, – стонет она. – Моей малышки больше нет…
Я хватаю Эсме за волосы и оттаскиваю от Брайана:
– Откуда ты узнала, где похоронена моя дочь? Хватит выкручиваться, тварь психованная! Говори правду!
Эсме кричит и отбивается ногами.
– Бет! Отпустите! – кричит Либби. – Ей же больно!
– Ей больно?
Лоис разжимает мою руку, что держит Эсме за волосы, и оттаскивает меня. Девчонка снова бросается в объятия Брайана. Либби становится между нами, заслоняя ее от меня. Все трое медленно идут к двери.
– Никуда вы не пойдете! – кричу я. – Никто никуда не пойдет! Пока не ответите мне. Лоис, не выпускайте их!
Но она дает им выйти и следом закрывает дверь.
– Как ты узнала? – летит вдогонку мой крик. – Как ты узнала?
Дверь открывается снова. Я бросаюсь к ней – и сталкиваюсь с Хардингом. Он отводит меня к дивану, усаживает на него.
– Вы не можете допустить, чтобы это сошло им с рук! – кричу я. – Не можете! Они знают все. И я должна узнать.
– Разумеется. – Голос инспектора спокойный, решительный. – Мы все хотим знать. Но, думаю, есть способ разобраться с этим и выяснить правду раз и навсегда.
В комнате для допросов в полицейском участке жарко и душно. Серые жалюзи не пропускают свет в окна из армированного стекла. За ними слышны голоса, шаги, тяжелое хлопанье автомобильных дверей, сирены. Из школы сюда нас везли без сирен, но в разных машинах. Наручники на Либби и Эсме не надели, хоть я и настаивала.
Либби слушает Хардинга, сжав губы. Дослушав, моргает.
– Регрессионная терапия? – переспрашивает она.
– Совершенно верно. Человека гипнотизируют, и у него открывается доступ к памяти прошлых жизней.
Женщина смеется:
– Думаете, я не знаю, что это означает? После всего, что творилось с Эсме?
– Хотите сказать, вы изучили теорию реинкарнации? – спрашиваю я. – И по пути нахватались кое-каких деталей, чтобы придать своей истории побольше правдоподобия?
– Не совсем, – коротко отвечает Либби. – Я наткнулась на это, когда еще только пыталась осмыслить то, что Эсме – чье-то перевоплощение. Но я не хотела подвергать ее такому. И сейчас не хочу.
– Не сомневаюсь, – выговариваю я сквозь зубы.
– То есть?
– То есть мы заглянем в ее пакостную душонку, а там – угадайте что? Пусто. Ничего от Эми и близко нет.
– Если считаете так, почему настаиваете? – спрашивает Либби. – Вы же сказали, что хотите выяснить, откуда Эсме знает то, что знает.
– Да, хочу.
– Ну а если вы так уверены, что Эми там нет, зачем же подвергать девочку такому? – Либби встает и упирает руки в бока, глядя на меня с вызовом.
– Потому что пора уже положить конец вашим уловкам. Тут уж Эсме не отвертеться. Пусть все убедятся, что она лгунья. И вы тоже. Если нам посчастливится, вас надолго засадят за решетку, а она пойдет в приемную семью. Тогда и вы узнаете, что это, когда у вас отнимают дочь.
– Бет, прошу тебя, – говорит Брайан. – Это не поможет.
– Много ты понимаешь, что такое помощь! – со злостью отвечаю я.
Бывший муж бросает на меня гневный взгляд через весь кабинет. Стены здесь серые, обшарпанные. Единственные вкрапления цвета – оранжевые пластиковые кресла.
– Давайте постараемся держаться в рамках, – спокойно говорит Хардинг, неторопливо расхаживая по комнате. – Ситуация сложная. И не стоит делать ее еще хуже.
– Куда уж хуже-то? – Смешок у меня выходит принужденный, сухой.
– Есть куда, – кивает Либби. – И так и будет. Поэтому я не дам согласия на терапию.
– Вы не имеете права! – ору я.
– А вы не имеете права принуждать Эсме. Она моя дочь. Ни одному хирургу не позволили бы делать ей операцию без моего согласия. Здесь то же самое.
– Ничего общего. – Я поворачиваюсь к Хардингу. – Ведь так, инспектор?
Хардинг вздыхает.
– Либби, если бы для спасения жизни вашей дочери нужна была операция, а вы бы отказались, – говорит он ровным, рассудительным тоном, – хирург мог бы обратиться в суд и оспорить ваше решение… Я готов сделать то же самое.
– И выставите себя на посмешище, – ухмыляется Либби.
– Известны случаи, когда полиция прибегала к помощи экстрасенсов. Это несколько необычно, но… прецеденты есть.
– Это смешно. – Глаза у Либби мокрые и злые. – Так или иначе, Эсме не умирает!
– Нет, – соглашается Хардинг, – но это, возможно, единственный способ решить проблему. И единственный способ узнать, причастен ли Бишоп к убийству Эми. Речь идет о правосудии.
– Это еще не самое важное по сравнению с благополучием моей дочери, – с вызовом говорит Либби и поднимает палец вверх.
– Для меня это не менее важно, – встреваю я. – И даже более.
Либби начинает плакать.
– Не принуждайте ее, Бет. Пожалуйста! – кричит она. – Вы же сами сказали, какая мука, когда у тебя отнимают дочь. Если Эсме это сделает, она уйдет навсегда. Я знаю… Моей девочки больше не будет.
Я стараюсь отмахнуться от ее слов, но они обжигают.
Хардинг смотрит на меня, затем на Либби:
– Почему бы не спросить саму Эсме? Я скажу терапевту, чтобы объяснил ей все хорошенько, ответил на все вопросы…
– Вы же не обратитесь к Иану Пойнтону? – спрашиваю я. – Его трудно назвать незаинтересованной стороной.
– Нет, хотя мы так и не обнаружили свидетельств того, что он связан с Либби или Эсме, и не доказали, что он мошенник.
– Конечно не обнаружили, – всплескивает руками Либби. – Мы ведь даже не знаем, кто он такой.
– Но он в любом случае не годится, – продолжает Хардинг. – У него нет квалификации. Я уже нашел подходящего человека. Ингрид Уильямс – очень опытный психотерапевт и гипнотизер. Профессионал. Весьма уважаемый. Эсме будет в хороших руках.
– А эта Ингрид знает, зачем все это? – спрашиваю я, ерзая на стуле. – Не хочу, чтобы она как-то влияла на девчонку, подсказывала ей ответы.
– Ситуация известна ей в общих чертах, – поясняет Хардинг. – Никаких имен, никаких точных деталей, но она понимает, насколько случай щекотливый, и согласилась помочь при одном условии. – (Мы с Либби разом поднимаем головы.) – Ни одной из вас во время сеанса не будет в комнате… Обычно, в норме, с ребенком сидит кто-то из родителей. Считается, что события прошлой жизни ребенка каким-то образом связаны с проблемами его родителей здесь и сейчас. Я сказал, что в данных обстоятельствах это может помешать. И она согласилась: они с Эсме должны быть только вдвоем.
