Лия в последнее время не переставая думала о последних, роковых минутах в секретной комнате, когда Энрике поднял автомат, в то время как Марко боролся с Виктором.
Чем больше она думала, тем больше понимала, что Энрике с самого начала собирался стрелять в Виктора.
Если бы она не вмешалась, он сразу застрелил бы Кэвала.
И Марко остался бы жив.
Усевшись на складной серый стул, Лия тяжко сглотнула, борясь с подступившей тошнотой, которая донимала ее все утро. Впрочем, ее тошнит уже несколько дней кряду. Стресс сделал свое дело – она превратилась в законченного инвалида. Кроме расстроенного желудка, она чувствовала полнейшее моральное и физическое истощение, временами ее мучили приступы головокружения. За последние несколько дней охранникам приходилось буквально ловить ее: она не могла удержаться на становящихся ватными ногах.
Может быть, это был вовсе не стресс, а обыкновенный страх, могло быть и так.
Лия слегка повернула голову и нервно осмотрелась: у купы пальм собралась маленькая группа пришедших на поминание. С одной стороны парка проходило шоссе, с другой – велосипедная дорожка, протянувшаяся вдоль берега – обе дороги были забиты велосипедистами, скейт-бордерами, грузовиками и легковыми машинами. В такой толчее мог спрятаться снайпер, который, возможно, сейчас берет ее на прицел.
При одной мысли об этом Лию затошнило, но у нее не осталось сил, чтобы подняться и уйти.
Она должна была бросить вызов судьбе.
– Лия!
Оглянувшись на оклик, Лия увидела подходящего к ней Гордона. На Траске был надет строгий темный костюм.
Рядом с Гордоном шел мальчик, точно так же одетый, лицо которого Лия тотчас узнала, хотя видела его год назад.
– Это мой сын, Тайлер, – негромко произнес Гордон. – Сегодня он захотел прийти сюда со мной.
– Это вы пытались спасти меня и маму, – торжественно произнес мальчик.
Лия кивнула, не в силах произнести ни слова в ответ – эмоции душили ее.
– Я хотел выразить вам благодарность и… Ну, в общем, это вам. – Тайлер вручил Лии какой-то предмет.
Она посмотрела и увидела маленькую бархатную коробочку.
– Я думаю, мама бы захотела, чтобы эта вещь досталась вам, – говорил между тем Тайлер. – Папа тоже так думает. Она все время носила эту вещицу.
Не в силах говорить, Лия открыла выгнутую крышку. Внутри на шелковой подкладке лежала изящная, украшенная камеей заколка. На голубоватой поверхности камня было вырезано изображение женщины, баюкающей ребенка. Мать и дитя.
– Очень красивая вещь, – сумела вымолвить Лия сдавленным голосом. Она коснулась пальцами камеи. – Я не знаю, что сказать…
– Ну и что? – спросил Тайлер, пожав плечами. – Я тоже часто не знаю, что сказать.
С глазами, полными слез, Лия улыбнулась мальчику и посмотрела на сцену.
Арфистка играла классическую музыку. Выступили несколько товарищей Марко, которые рассказали о его верности долгу и мужестве. Лия была поражена тем, сколько людей считали Марко героем задолго до того, как он в последний раз проявил свою храбрость.
– Хочет ли кто-нибудь сказать еще несколько слов? – спросил священник.
Лия собралась было подняться на сцену и сказать несколько хороших слов в его честь. Но она понимала, что даже если ей удастся сохранить самообладание…
Даже если ноги не откажут и донесут ее до сцены и помогут выстоять там…
Она никогда не сможет высказать то, что чувствует в отношении Марко, во всяком случае публично.
Наедине с собой изо дня в день в течение нескольких недель она читала по нему заупокойную молитву.
Но здесь так и не воспользовалась моментом и промолчала.
Снова зазвучала музыка, а потом открыли большой ящик, из которого к небу устремились десятки бабочек.
Лия тихо вздохнула, глядя на горизонт.
Она слышала, как люди, тихо переговариваясь, собрались вокруг нее, и начала подниматься с места.
Желчь подступила к горлу, и мир закружился у нее перед глазами.
Она упала на землю – наступила спасительная темнота.
* * *
– Ну как вы себя чувствуете? – спросил ее любимый телохранитель Фрэнк, когда они вошли в лифт и Фрэнк нажал кнопку шестого этажа.
– Чувствую большое облегчение от того, что все кончилось, – ответила Лия.
И это была правда.
Лия только что дала показания перед судом присяжных. После нескольких месяцев мучительного ожидания и мрачных предчувствий сама процедура свидетельства оказалась весьма прозаичной. Обвиняемых в зале не было, и Лии не пришлось, отвечая на вопросы, смотреть им в глаза. Ответы на вопросы, казалось, продолжались вечно, и Лия очень удивилась, когда позже поняла, что все заняло меньше часа.
Ей сказали, что присяжные могут подготовить и представить письменные вопросы, на которые Лия должна будет ответить к концу судебного заседания. Она приготовилась, но вопросов у суда не оказалось.
Вот она опять здесь – в отеле, который с октября стал ее вторым домом, настолько она с ним сроднилась.
Двери лифта открылись, и Лия, Фрэнк и Пит – ее второй телохранитель – быстро пересекли холл и направились к номеру. Лия с Фрэнком осталась в коридоре, а Пит осмотрел номер.
Забавно, но эта рутина стала за последние месяцы для нее привычной.
Когда настанет день и она вернется к обычной жизни…
Если такой день настанет…
То ей будет очень не хватать постоянного общества посторонних людей.
И защиты.
Гордон уже начал обсуждать с Лией различные варианты ее будущего. Часто упоминалась программа защиты свидетелей.
Лия понимала, что выбор у нее не богат.
Если, конечно, она хочет остаться в живых.
Если бы речь шла только о ее жизни, то, возможно, Лия и решилась бы положиться на случай, но…
– Все нормально, – сообщил Пит, выходя из номера.
– Спасибо. Я собираюсь немного полежать, – сказала Лия телохранителям и прикрыла за собой дверь.
Первым делом она бросилась в туалет: мочевой пузырь грозил лопнуть.
Затем скинула туфли на низком каблуке и стянула колготки, которые, как давящая повязка, стянули ее располневший живот.
Потом она кинулась на кухню и достала из холодильника контейнер с шоколадно-кремовым мороженым. Сначала она решила было переложить его в какую-нибудь тарелку, но передумала, схватила ложку и вместе с контейнером вернулась в комнату, села на стул и с наслаждением положила гудевшие от усталости ноги на королевских размеров кровать.
