— Это лучший день в моей жизни, — говорит она.
— Правда?
Вода на болотах окрашивается в сверкающий розовый цвет. Томас сует руку под сиденье и вытаскивает бутылку чего-то похожего на виски.
— Что это? — спрашивает она.
— Выпить хочешь? Мы ведь празднуем.
В бутылке только половина. Возможно, есть вещи, которых она о Томасе не знает.
— Ты никогда не пила, — замечает он.
— Томас, мы можем где-нибудь остановиться? Я хочу тебе кое-что рассказать.
— Он занимался со мной сексом, — говорит она, быстро выдыхая.
Она ждет, пока откидной верх не накроет их, пока воздух не раздует его. Томас поставил машину на узкой полосе грунта у болота. От дороги их немного закрывает рощица деревьев, сверкающих и тающих в лучах заходящего солнца.
— Он изнасиловал тебя, — произнес Томас.
— Это не было изнасилованием.
Вот сейчас, думает Линда, Томасу лучше открыть дверь и выйти из машины, впустив внутрь холодный воздух. Ему нужно походить, собраться с мыслями, и, когда он снова садится в машину, она знает, что теперь между ними все будет по-другому.
— Часто?
— Пять раз.
Он откидывается на сиденье. У Линды немного кружится голова. Ей нужно поесть.
— Я так и знал, что было что-то такое, — спокойно говорит Томас.
— Ты знал? — Она чуть-чуть удивлена. И, возможно, слегка разочарована. Ее ужасную тайну все-таки разгадали.
— Я не знал наверняка. На самом деле, я некоторое время думал, что это мог быть твой отец.
— Мой отец ушел, когда мне было пять лет. Я рассказывала тебе.
— Я думал, что, возможно, ты врешь насчет того, когда он ушел. — Томас не осуждает ее. В его фразе чувствуется понимание: она была вынуждена так поступать.
— Это было ужасно?
— Это не было ужасно или не ужасно, — отвечает она осторожно. И через минуту добавляет: — Я полагаю, нам не стоит больше говорить об этом.
Он кивает. Какая польза от подробностей? От тех образов, которые стереть невозможно?
— Я люблю тебя, — произносит Томас.
Она качает головой. Эти слова не нужно было говорить сейчас. Она может теперь думать, что они сказаны из жалости.
— Я люблю тебя с того самого момента, когда ты вошла в класс.
Но она верит в то, что слова имеют большое значение, и у нее поднимается настроение.
— Иногда мне кажется, — добавляет он, — что мы были предназначены друг для друга.
— Я согласна, — быстро откликается она. И это правда. Она действительно с этим совершенно согласна.
От прилива чувств он поворачивается к ней.
— Ты уверена? — спрашивает он.
— Я уверена, — отвечает она.
Он отстраняется и внимательно смотрит на нее.
— Но он не заставлял тебя что-то делать, правда? — настаивает он. — Снимать с себя одежду?
Она отрицательно качает головой и понимает, что у Томаса тоже есть свои образы — самые худшие, какие он только может вообразить. То, что воображаешь, всегда хуже, чем это есть на самом деле.
Линда стягивает через голову свитер, чувствуя себя более обнаженной, чем если бы была совершенно голой. Она снимает юбку и слышит, как у Томаса перехватывает дыхание.
— Линда, — произносит он.
Осторожно, как можно прикасаться к скульптуре в галерее, Томас проводит кончиками пальцев от шеи Линды до бедер. Она тоже задерживает дыхание.
— Так лучше, — говорит она.
Они перебираются на заднее сиденье, чтобы не мешал руль. Снаружи по-прежнему зима, но внутри все — пар и горячее дыхание. Что-то вроде кокона. Мир как в тумане.
Линда думала, что наслаждение — это поцелуи, прикосновения, таинственная влага, которые она приносила с собой в трехэтажный дом. Но в этот день, в машине, она понимает наконец, что такое наслаждение: тело напрягается и взрывается, изливая себя.
Они лежат на заднем сиденье. Ноги пришлось согнуть и повернуть, чтобы можно было поместиться. Линде тепло под ним, но он теперь чувствует прохладу, тянется на переднее сиденье и накрывает спину своим пальто.
Он нежно убирает волосы с ее лица.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Все по-новому, — говорит она. — Все.
— Мы будет вместе всегда, — говорит Томас.
— Да.
— Ничто не сможет разлучить нас.
— Да.
— Тебе понравилось? Заниматься любовью?
— Мне понравилось.
— Тебе было страшно?
— Немного.
Томас достает с переднего сиденья бутылку виски и приподнимается, чтобы сделать глоток.
— Хочешь? — предлагает он.
Если она колеблется, то лишь секунду, самое большее две.
— Что это?
— Виски.
Напиток обжигает, и почти мгновенно Линда чувствует в желудке тепло. Она отпивает еще раз и возвращает бутылку Томасу. Через некоторое время она откидывает голову: напиток действует, выносит ее из «скайларка» и несет по воздуху.
— Ты расстроился из-за этого? — спрашивает она.
— Из-за чего?
— Что я не… Ты понимаешь. — Она не может произнести это слово.
— Не девственница?
— Да.
— Нет, — отвечает он.
— Если с тобой что-то происходит, то это не обязательно меняет твою жизнь к лучшему, — говорит он.
— Это изменило мою жизнь к лучшему, — утверждает она.
Они неуклюже одеваются на заднем сиденье. Одевшись, выходят из машины, чтобы пересесть на переднее сиденье.
— У нас будут дети, — заявляет он, удивляя ее.
— Ты думаешь?
— Мне очень нравится Джек, — объясняет он.
— Хорошо, — соглашается она.
— Как ты думаешь сколько? — спрашивает Томас.
— Не знаю. Трое или четверо?
— Я думал, семь или восемь.
— Томас.
Он нагибается к рулю.
— Можешь провести ногтями по спине? — просит он.
— Так?
— По всей спине.
— Так?
— Да, — он вздыхает. — Это здорово.
— Я чувствую себя такой счастливой, — произносит она. — Такой фантастически счастливой!
— Ты имеешь в виду то, что мы встретились?
