– Нет. Да я и не пью теперь.
– Я знаю место, где можно достать настоящее довоенное виски по шесть долларов за кварту, – вставил Сегал.
– А где достать шесть долларов?
– Слушайте, товарищи, – сказал Джо, садясь на край стола, – займемся делом. Мы должны во что бы то ни стало создать денежный фонд. Согласны вы с этим?
– Все согласны, конечно, – сказал Дуган.
– Я знаю многих буржуев, которые тоже находят, что с нами поступили по-свински… Мы назовемся «Бруклинским агитационным комитетом по проведению военной премии»… Бесполезно делать что-либо, не подготовившись… Так как же, ребята, со мной вы или против меня?
– Конечно, с тобой, Джо. Поговори с ними, а мы назначим срок.
– Хорошо, пусть тогда Дуган будет председателем – он с виду получше других.
Дуган вышел, весь красный, и начал, заикаясь, говорить что-то невнятное.
– Ах ты красавец! – взвизгнул Гарнетт.
– …И я думаю, что мне лучше быть казначеем, потому что у меня есть опыт в этом деле.
– Потому что ты жуликоватее других, – тихо проговорил Сегал.
Джо выдвинул нижнюю челюсть:
– Слушай, Сегал, ты с нами или против нас? Лучше скажи откровенно, если ты не наш.
– Верно, перестань дурачиться, – сказал Дуган. – Джо доведет дело до конца, ты это знаешь, так что лучше перестань дурачиться… А если тебе не нравится, можешь убираться.
Сегал потер тонкий крючковатый нос.
– Да ведь я пошутил, парни. Я не думал ничего дурного.
– Слушай, – продолжал Джо сердито, – как ты думаешь, на что я трачу время?… Вчера я отказался от пятидесяти долларов в неделю – вот Сид свидетель. Ты видал, Сид?
– Конечно, видал, Джо.
– Ладно, не кипятитесь, братцы, – сказал Сегал, – я ведь только хотел подразнить Джо.
– Ну конечно… Сегал, ты должен быть секретарем – ты знаком с конторской работой…
– Конторская работа?
– Ну да, – сказал Джо, выпятив грудь. – У нас будет свой стол в конторе одного моего знакомого… Мы уже договорились. Он нам даст место до тех пор, пока мы не сорганизуемся, а потом подыщем себе подходящее помещение. В наше время без внешнего блеска далеко не уедешь.
– А я кем буду? – спросил Сид Гарнетт.
– Членом комитета, тупая голова!
После заседания Джо О'Киф пошел, посвистывая, вниз по Атлантик-авеню.[176]Было уже поздно, и он торопился. В кабинете доктора Гордона горел свет. Джо позвонил. Бледный мужчина в белом халате открыл дверь.
– Хелло, доктор.
– Это вы, О'Киф? Входите, сынок.
Что-то в голосе доктора стиснуло ему хребет, точно холодная рука.
– Ну, что слышно с реакцией, доктор?
– Положительная.
– Господи!
– Не волнуйтесь, сынок, мы вас вылечим в несколько месяцев.
– «Месяцев»?
– Что вы хотите?… По самым сдержанным статистическим данным, пятьдесят пять процентов людей, которых вы встречаете на улице, больны сифилисом.
– Я ведь всегда соблюдал осторожность.
– На войне это неизбежно.
– Избавиться бы!..
Доктор рассмеялся.
– Вы, вероятно, хотите избавиться от симптомов. Это зависит от вливаний. Вы у меня скоро будете здоровы, как новенький доллар. Хотите сейчас сделать вливание? У меня все готово.
Руки О'Кифа похолодели.
– Хорошо, можно. – Он заставил себя рассмеяться. – Воображаю… Я под конец превращусь в ртутный термометр.
Доктор сипло захохотал.
– Будете напичканы мышьяком и ртутью, а?… То-то и есть.
Ветер дул холоднее. Его зубы стучали. Он шел домой сквозь скрежет чугунной ночи. «С ума сойти можно, когда он втыкает иглу!» Он до сих пор чувствовал боль от укола. Он заскрипел зубами. «Но зато потом мне будет везти… Мне будет везти…»
Один худощавый и два полных господина сидят за столом у окна. Свет, льющийся с цинкового неба, играет в гранях хрусталя, в столовом серебре, в устричных раковинах, в глазах. Джордж Болдуин сидит спиной к окну, Гэс Мак-Нийл по правую руку от него, Денш – по левую. Когда лакей тянется через их плечи за пустыми раковинами, он видит в окна за каменным парапетом крыши домов, немногочисленных, как деревья на краю обрыва, и фольговые воды гавани, усеянные пароходами.
– Теперь я вас буду учить, Джордж… Видит Бог, вы меня достаточно учили в былые времена. Откровенно говоря, это глупо до последней степени, – говорит Гэс Мак-Нийл. – Очень глупо в ваши годы упускать случай сделать политическую карьеру… Во всем Нью-Йорке на эту должность нет более подходящего человека, чем вы.
– Мне думается, это ваша обязанность, Болдуин, – говорит Денш басом, вынимая черепаховые очки из футляра и торопливо надевая их на нос.
Лакей принес объемистый бифштекс, окруженный баррикадой из грибов, моркови, горошка и жареного, мелко нарезанного картофеля. Денш укрепляет очки на носу и внимательно смотрит на бифштекс.
– Славное блюдо, Бен, славное блюдо, скажу прямо… Дело вот в чем, Болдуин… С моей точки зрения… страна находится в опаснейшей стадии реконструкции… назревают конфликты… банкротство континента… большевизм… революционные доктрины… Америка… – говорит он, вонзая острый стальной нож в пухлый наперченный бифштекс; он медленно прожевывает кусок и продолжает: – Америка ныне является кредитором всего мира. Великие демократические принципы, принципы коммерческой свободы, от которых зависит вся наша цивилизация, более чем когда-либо поставлены на карту. Никогда еще мы так не нуждались в трудоспособных и идеально честных людях для замещения общественных должностей – в особенности в учреждениях, требующих специальных юридических познаний.
– Вот это самое я и пытался разъяснить вам вчера, Джордж.
– Все это очень хорошо, Гэс, но откуда вы знаете, что я буду избран?… В конце концов, это значило бы отказаться на много лет от юридической практики и…
– Предоставьте это мне… Джордж, вы уже избраны.
– Чрезвычайно вкусный бифштекс, должен признаться, – говорит Денш. – Вот что: мне довелось узнать из безусловно заслуживающего доверия источника, что нежелательные элементы замышляют заговор против правительства… О Господи, про бомбу на Уолл-стрит помните?… Надо, однако, сказать, что позиция, занятая прессой, сыграла в некотором отношении благотворную роль… Мы вскоре увидим национальное единодушие, не снившееся нам до войны…
– Джордж, – перебивает его Гэс, – вы представляете себе, что политическая деятельность может увеличить вашу адвокатскую практику?
