Вернувшись в темную комнату, он постоял у закутка, где лежала Сония. Наверняка не спит, подумал он.
— Я только что видел Нуалу, она уехала с Рашидом.
— Наверно, поехала в Аль-Амаль, чтобы провести ночь с ним. И рассказать его людям, что привезла то, в чем они нуждаются.
— Надеюсь, что так.
— Конечно, — сказала она, не открывая глаз.
Он отошел и молча лег на свою койку. Через секунду поднялся.
— Знаешь, — сказал он Сонии, лежавшей с закрытыми глазами, — мне хочется взять тебя за руку.
— Я совсем не против, — ответила та, по-прежнему не открывая глаз.
Он подошел, взял ее руку и поцеловал.
— А теперь должна сказать тебе, что мы находимся в глубине исламской территории. И не должны делать ничего такого, что может вызвать скандал. — Она вжалась щекой в его ладонь. — Так что если испытываешь какие-нибудь неподобающие желания, лучше забыть о них.
— Да, наверно, тут какие-нибудь противные детишки секут не соответствующее исламу поведение.
— Ты чертовски прав. Особенно что касается женщин неверных. И они подглядывают в окна.
— Что же нам делать? Споешь мне?
— «Нет, Джим, не выйдет ни хрена». Время неподходящее.
— Тогда расскажу тебе одну историю. Хочешь?
— Угу.
— Как-то раз, — начал Лукас, — перед Второй мировой войной, заходит турист в Нотр-Дам в Париже. Кто-то играет Фантазию и фугу соль минор Баха. Играет как ангел. Турист поднимается на хоры посмотреть на органиста. И кого, думаешь, он там видит?
— Фэтса Уоллера[277].
— Черт! Ты знала!
— Прекрасно знала.
— И Фэтс говорит: «Просто пробую, как звучит их Божий граммофон».
Сония тихонько заплакала:
— Бедный Томас Уоллер. Он любил Баха. Любил орган. После выступления на радио часами играл в студии. Бесплатно. Вне программы.
Слезы текли по ее щекам, и она открыла глаза, чтобы вытереть их.
Лукас похлопал ее по плечу. Странный был день. Он ходил в Яд-Вашем. Проехал сквозь дымную Газу. А сейчас слушал, как в забытой богом древнейшей пустыне женщина плачет по Фэтсу Уоллеру.
— Думаю, это прекрасно, — сказал он, помолчав, — что ты плачешь по нему.
— Я всегда плачу по нему. Он был таким же, как мой папа. Они знали друг друга, когда папа был молодым. Я плачу по ним обоим.
Лукас нежно поцеловал ее, вернулся на свою койку и мгновенно уснул.
30
Когда-то давно, когда Палестина была британской подмандатной территорией, часть подвала главного здания, теперь принадлежавшего Галилейскому Дому, получил один из сыновей арабского купца, устроивший там радиостанцию. Парень был радиолюбителем, к тому же богатым, он оборудовал ее, не жалея средств, так что вышла смесь американской коммерческой вещательной студии и радиорубки океанского лайнера. Он выступал вживую со своими братьями и сестрами, пел арабские песни и популярные европейские баллады, ставил и читал радиопьесы собственного сочинения.
От передающего оборудования парня давно ничего не осталось; в 1939 году, при очередном объявлении чрезвычайного положения, британцы закрыли студию и конфисковали аппаратуру. Но следы старинной радиостудии сохранились: звукопоглощающие панели на стенах, изогнутые непритязательные диванчики, модернистские столы и цилиндрические лампы.
Тут был и длинный, в форме подковы стол вроде тех, что стоят в газетных редакциях. За этим столом только что провели совещание Януш Циммер и некоторые его сподвижники. От головной организации присутствовал американский раввин из Калифорнии, который лишился одного сына, погубленного наркотиками, но вторым оплатил свой долг перед воинствующим религиозным сионизмом. Его группа посвятила себя вооруженному насилию по отношению к палестинцам и, если понадобится, к Израильскому государству.
Их мудрецы, штудировавшие древние трактаты, в то время как молодежь училась пользоваться современным оружием, пришли к заключению, что только твердое и буквальное следование самым воинственным призывам Торы может способствовать возвращению Мессии. Они верили, что для этого возвращения необходимо изгнание идолопоклонников и чужестранцев — основываясь на стихе 33 из главы 55 Книги Чисел[278], — а также восстановление Храма и его священников.
Организация американского раввина рассматривала себя как единственную серьезную силу в осуществлении планов Януша Циммера, такой же считал ее и сам Циммер. Она имела несколько небольших, но жаждущих действий ячеек в армии, бюрократическом аппарате и особенно среди наиболее суровых поселенцев в Газе и на Западном берегу, где арабов было много, а удовольствий мало. К другим организациям, чьи представители присутствовали на встрече в радиорубке, и Циммер, и американский раввин относились как к потенциально полезным сборищам идиотов.
Одна из этих групп, основанная другим американцем, в данном случае бывшим хасидом, вдохновлялась идеями ессеев, Малого Бытия и Книги Еноха[279]. Она предпринимала попытки вербовать приверженцев среди эфиопских евреев, для которых эти тексты представляли огромную важность. Целью было восстановление равновесия времени, как о том было сказано Моисею ангелом Уриэлем, с тем чтобы праздники могли отмечаться, как того желал Всемогущий. Введение солнечного календаря вызвало разрушение десяти тысяч ложных звезд, мучительно кружившихся в некоем земном небе. Группа тоже требовала восстановления Храма, где, как они верили, господствовал солнечный календарь и последовательность праздников соблюдалась должным образом.
Другая секта была представлена на встрече ее основателем Майком Глассом, еврейского происхождения преподавателем колледжа низшей ступени, мирянином, который вырос в антисемитском городке в Новой Англии. После уроков по разным предметам и тренировки футбольной команды он погружался в изучение иудаики, и это в конце концов привело к краху его семейной жизни.
Он пришел к Апокалипсису через чтение Священного Писания, под влиянием аграрного пессимизма Уэнделла Берри и провиденциальной поэзии Ларри Войвода[280]. Он чувствовал, что история Израиля являет собой свидетельство Божественной избранности и человеческой греховности, от которой спасти род людской может только Божественная избранность.
