Форрестер укрыл спутников в маленьком отеле неподалеку от приграничного города Эджеле и, невзирая на нетерпение Джейм, настоял, чтобы они оставались там до прекращения военных маневров.
— Сейчас они готовы без предупреждения стрелять во всякого, кто похож на американца, — сказал он, — а вам вряд ли удастся сойти за арабку.
— Это еще неизвестно, — с вызовом отозвалась Джейм.
— Что ты задумала на сей раз? — подозрительно осведомился Николас, когда они остались в своей комнате вдвоем.
Джейм лишь улыбнулась:
— Вот увидишь.
Спускаясь к ужину, они встретили Форрестера, который не сумел скрыть своего изумления при виде Джейм. Она надела длинное свободное хлопчатобумажное платье, какие носят арабские женщины Северной Африки: белое поле, расписанное бледно-коричневым и зеленым. Ее рыжие волосы целиком прятались под большим прямоугольным куском материи, повязанным на голове. Глаза Джейм были подведены сурьмой, на ногах были бабуши — остроносые кожаные сандалии.
— Откровенно говоря, я бы не узнал вас, не будь рядом Кенделла, — сказал Форрестер с явным одобрением в голосе.
Николас вопросительно посмотрел на него.
— У меня здесь свой человек, — продолжал Форрестер. — Он раздобудет одежду и припасы и проведет нас через границу в Триполи — это в пятистах километрах отсюда. Чем больше мы будем походить на местных жителей, тем безопаснее будет дорога.
— Тогда я всецело «за», — торопливо ввернул Николае.
Ресторан отеля выглядел так, словно сошел с экрана фильма о Ближнем Востоке: маленькие столики, теснящиеся друг к другу в продымленном помещении; под потолком, поскрипывая, медленно вращаются лопасти вентиляторов. За столиками, беседуя по-арабски и по-французски, сидели мужчины в традиционных джеллабах — свободных рубахах из белого в полоску хлопчатобумажного полотна. Некоторые носили тюрбаны, точно такие, какими были увенчаны головы Николаев и Форрестера. В углу комнаты трое нечесаных, небритых арабов в оливковой военной форме, с кинжалами в застегнутых кожаных ножнах, приглушенными голосами разговаривали с четвертым мужчиной, гражданским. Поглядев на него, Джейм поняла, что он нервничает ничуть не меньше, чем она сама.
Они уселись за столик в противоположном углу помещения. Тут же подбежал официант, и Форрестер на беглом арабском заказал ужин.
— Какие напитки вам принести?» — спросил он, переводя вопрос официанта.
— Двойной виски, — хмуро произнесла Джейм.
Николас незаметно толкнул ее локтем.
— Спиртное здесь под запретом, — шепнул он.
— Принесите всем мятный чай, — сказал официанту Форрестер.
Молодой человек кивнул.
— Шукран, — отозвался он. — Благодарю вас. — И удалился на кухню, унося листок с заказом.
— С этой минуты все разговоры буду вести только я, — сказал Форрестер после ухода официанта. — Чтобы не вызвать подозрений, мы должны говорить на местном языке.
Николас забеспокоился:
— Значит, нам придется изображать глухонемых?
Форрестер отрицательно покачал головой.
— Просто я стану разговаривать за всех троих, когда будет возможно, — промолвил он, понизив голос. — Я научу вас арабским словам, которых хватит, чтобы объясниться.
— Я даже не буду спрашивать, что вы заказали, — произнесла Джейм. Она сильно проголодалась, и ее беспокоило, что пища может оказаться несъедобной.
— Что бы тебе ни предложили, ты должна это съесть, — сказал Николас. — Помни: мы изображаем арабов.
Джейм скривилась:
— Неужели я могу это забыть?
Блюда, которые принес официант, оказались на удивление вкусными — жареная баранина, сдобренная острыми специями, и овощная смесь, а на десерт маленькие квадратные лепешки из тонкого, словно бумага, теста, политые медом и посыпанные миндалем.
— Вы точно знаете, что мой отец до сих пор в Триполи? — спросила Джейм, как только официант оказался вне пределов слышимости.
Форрестер кивнул:
— Во всяком случае, еще вчера вечером он был там.
Джейм и Николас вытаращили глаза, не в силах скрыть изумления.
— Я же говорил вам, что у меня здесь свой человек, — напомнил Форрестер.
Вашингтон, округ Колумбия
Время приближалось к полудню. Гарри Уорнер заперся в кабинете и расхаживал по ковру у своего стола, выплескивая раздражение и гнев. Его парижский агент более двадцати трех часов не выходил на связь. Может быть, что-то пошло не по плану? Что Форрестер рассказал дочери Лайнда? Что, если она решила продолжать свою безумную борьбу и отправилась в Ливию?
« Господи, она не ведает что творит, — сердито думал Уорнер. — С равным успехом она могла бы приставить к виску заряженный пистолет и спустить крючок!
Если Лайнда разоблачат, его ждет неминуемая гибель!»
Уорнер посмотрел на телефон, стоявший на столе, и шумно вздохнул. Ему хотелось позвонить Единорогу в Триполи, но делать этого было нельзя — слишком рискованно. Особенно сейчас. Они вплотную приблизились к цели, а Ливия напоминала пороховую бочку, вот-вот готовую взорваться.
« Ты предоставлен самому себе, дружище, — думал Уорнер, рассеянно глядя в окно на далекий белоснежный купол Капитолия. — В чем наша ошибка? — спрашивал он себя. — Казалось, мы предусмотрели каждую мелочь. Только четыре человека знали всю правду. Как их раскрыли? Кто допустил утечку информации?»
Кто предал Единорога?
— Как я выгляжу? — спросил Николас.
На нем были одна из добытых Форрестером джеллаб — легкая накидка до колен с прорезью у шеи из белой хлопчатобумажной ткани с вертикальными полосками — и тюрбан. Джейм не сумела сдержать смех.
— Не иначе как ты собрался лечь в постель, — ответила она.
— В постель? — Николас скривился.
— Эта штука чертовски напоминает ночную рубашку, — заметила Джейм, продолжая хихикать.
— Считается, что в этой одежде я буду похож на араба.
Джейм кивнула.
— Похож, еще как похож, — заверила она его.
— Между прочим, я не смеялся, когда ты напялила свой кафтан.
— Ты не смеялся, потому что ночная рубашка идет мне больше, чем тебе, — сказала Джейм.
— Спасибо на добром слове, — без всякого воодушевления отозвался Николас.
В эту минуту их разговор был прерван энергичным стуком в дверь.
— Кто это? — встревоженно спросила Джейм.
— Форрестер.
Джейм отперла замок и впустила Форрестера в комнату. На нем тоже были джеллаба и тюрбан.
