— Так, значит, у вас созвездия не имеют названий?
— Нет, — тихо ответила Лея.
— Тогда я назову это созвездие твоим именем, милая моя. Теперь это созвездие будет называться созвездием Леи.
Лея молча обняла Володю и припала своими устами к его губам, а рукой, расстегнув «молнию» куртки, проникла под футболку, нежно коснувшись его груди.
— Я, кажется, начинаю понимать, что такое ваша земная поэзия, — сказала она затем. — Это когда хочешь подарить любимому существу больше, чем имеешь. Например, вот эту россыпь звезд или целый мир. Спасибо, Володя. Мне нравится твой подарок. Я принимаю его — пусть теперь это будет называться созвездием Леи. Ох, милый, — спохватилась с улыбкой девушка, — а знаешь ли ты, что одна из звездочек — та, что прямо у меня над головой, ведь это теперь как бы я в небе — это твое солнце?
— Нет, конечно, не знал… — изумленно откликнулся Володя. — Но это даже еще интереснее, ведь я впервые увидел тебя в твоем стридоре именно возле Земли.
— В нашем стридоре, дорогой, — сказала Лея, лаская пальцами тощий после двух шедших подряд перелетов Володин живот. — Даже скорее твоем, чем моем.
— Это еще почему? — усмехнулся Володя.
— Ну, я его купила на деньги Стора. Ты его убил своей колотушкой, мой дикарь, и забрал его женщину, меня то есть, его оружие — плазмомет и его сбережения, которые он, можно сказать, в нем прятал.
Лея помолчала немножко и спросила:
— Сейчас досмотрим рассвет, и ты возьмешь меня, ладно?
— С удовольствием, — ответил Володя, скользнув рукой по мощному красивому бедру своей жены.
Тем временем созвездие Леи уже утонуло в небесной зелени зарождающегося утра — только звезды на западе еще светили какое-то время тусклыми бусинами, но, наконец, рассветная волна сияния растворила в себе и их свет. Утреннее небо Анданора было бездонным и густо травянисто-зеленым. Оно, безусловно, стоило того, чтобы подняться так рано. Лея свободной рукою вынула брелочек и нажала на кнопку, втягивая оставшийся со вчерашнего дня трехметровый забор так, чтобы он не скрывал от Володиного взгляда заснеженной равнины.
Потому что в следующую минуту над горизонтом показался край сияющего изумруда, которым стало за ночь бордовое солнце. Светило было радостным и теплыми лучами грело лицо, но даже когда выкатилось полностью, на него все-таки можно было смотреть не мигая. О боже! Как же преобразилась заснеженная равнина от его прикосновения! Владимиру даже пришлось помотать головой, прогоняя наваждение, — такой полной была внезапная иллюзия поросших травами равнин его родной Земли. Володя еще не досмотрел до конца чудесную мистерию рассвета, но уже был страстно в него влюблен, столь живо увиденная картина напомнила ему безмятежную радость наполненных сиянием лета подмосковных лугов. Дома же анданорцев, разбросанные по этим лугам, напоминали сейчас жилища сказовных эльфов — в них не осталось ничего кровавого или мрачного — до закатного часа.
— И эта сказка повторяется здесь каждое утро? — переведя дыхание, спросил Владимир у Леи, похожей сейчас в концентрированно-зеленых, словно солнце пропустили через бутылочное донце, лучах на царевну-лягушку.
— Каждое, милый мой, — отозвалась Лея. — Ну, понял ты теперь, что Анданор невозможно не полюбить?
— Понял, — ответил Володя.
Он заметил, как вдали по сугробам, чуть подлетая на и каждом шагу, прыгали уже знакомые ему потешные скримлики; крылья позволяли им, по-заячьи подскакивая вверх на несколько метров, затем пролетать значительные расстояния.
— Весна, — сказала Лея, тоже следившая за ними глазами. — Да ведь и правда, — спохватилась она, — я столько времени провела на Земле и Силлуре, что совсем сбилась со счета. Весна, милый, это значит, что очень скоро ты увидишь, как растут кулямбы, как летают по небу скримлики — у нас ведь нет птиц, а эти нежные зайчики летают, лишь когда справляют свадьбы. У них тогда крылья наливаются силой — силой любви. Сейчас у них начинается пора брачных турниров — гляди: та, что скачет впереди, пожирнее и покруглее, — это самочка. Те, что сзади, — самцы. Скримлики устраивают настоящие турниры и в борьбе за свою любимую иногда стоят до конца. Если один из них слабее, но влюблен в самочку до смерти, то он не отступает и продолжает сражение, даже когда повержен. Его более сильный соперник понимает, что тот будет драться до конца, и, если для него выбор именно этой спутницы был случайным, то уступает перед настоящей любовью. Если же любовь, или злость, или принципиальные соображения берут в нем верх, то начинается совсем иной бой — скримлики, дравшиеся до этого лапами без когтей, выпускают острые, как лезвия, когти — они их не используют даже для самообороны, если их схватит хищник, представляешь? Только защищая самочку или детишек.
Лея, продолжая свой рассказ, застегнула Владимиру куртку, чтобы он не простыл, и стала сквозь одежду ласкать его ниже и откровеннее. Зеленые снежные холмы вокруг чуть тронулись желтизной, будто на подмосковные луга пришел земной август месяц.
— А тут скримлики пускают в ход когти и зубы, и снег окрашивается не закатной, а настоящей кровью. В результате, если никто из соперников не уступает, обыкновенно оба бывают изранены настолько, что, обессилев, падают и жалобно стонут, моля самочку им помочь.
— А что делает самочка? — спросил Володя, прерывисто дыша сухим морозным воздухом от прикосновений жены.
— Она выбирает одного из них — тут впервые ее мнение становится решающим — и лечит его своей целебной слюной, зализывая раны.
— И что, ее слюна действительно такая полезная? — поинтересовался Володя, глядя, как шарообразная скримлиха, желто-зеленая, как осенний лист, в рассветных лучах подбросила свое упитанное тело особенно высоко и теперь парила над соперниками, не отстающими от нее ни на шаг и восторженно на ходу разглядывающими ее снизу.
— Да, — отозвалась Лея, порывисто обняв Владимира второй рукой. Она стояла теперь напротив, лицом к лицу с мужем, слиться с которым так страстно теперь желала. — Их чуть не истребили всех в стародавние времена из-за этой слюны. А второй, отверженный, соперник умирает рядом от ран, и никто ему не помогает. В любви нет места третьему. А когда он умирает, то выживший самец и самочка съедают его и отправляются в гнездо. И нам пора в гнездо, — добавила вдруг Лея, которая уже сама была не в состоянии выровнять свое дыхание.
Придя домой и опрокидывая Владимира на постель, Лея жарко шепнула ему в ухо, срывая одежду:
— Тебе, милый, теперь придется потрудиться на любовном фронте ударными темпами. Мы, анданорианки, с приходом весны делаемся ненасытными и можем даже пойти на преступление, если мужчина нас не удовлетворяет, — представляешь?
— Думаю, я справлюсь, — отозвался Володя, упругим движением скинув с себя Лею и накрывая собой ее тело, постройневшее от перелетов, зато с призывно набухшей от анданорской весны грудью.
* * *
Когда объятия, поцелуи и ласки завершились единой страстной конвульсией влившихся в друг друга тел, снег за окном был уже чуть желтоватым, но скорее белым, как на Земле. Это значит, что начался день. Володя никогда не думал, что снег может быть таким красивым, как здесь. Небо сделалось привычно голубым, тоже как на Земле. Лея с Володей разгружали стридор и наткнулись на телефон, который Зубцов передал Владимиру.
