Он сидел в своей комнате, прислонившись спиной к металлическим ребрам кровати, ждал и вспоминал. Воспоминаний было немного. Кирилл вспомнил, как лет десять назад они с отцом на Восьмое марта жарили курицу по какому-то новому рецепту. Тушку надо было завернуть в газету, и отец сказал, что для этого лучше всего подойдет «Правда». Поставив курицу с портретом Суслова на гузке в духовку, они уселись напротив и стали ждать.
— А не поиграть ли нам во что-нибудь? Скоротаем время, — неожиданно предложил отец, который никогда до этого с сыном не играл.
— Давай! — обрадовался Кирюша и стал предлагать ему на выбор. — Машинки, солдатики, кубики…
— В кубики, что ли? Пошли, попробуем.
Несколько наборов кубиков были перемешаны у мальчика в картонной коробке из-под обуви. Они уселись на полу и стали лениво перебирать различные по цвету и по форме деревяшки.
— А не построить-ли нам авианосец? — спросил Кирюшу отец. — Это будет первый советский авианосец. Самолетики у тебя, надеюсь, имеются?
— Надеюсь, имеются, — повторил мальчик, вынимая отдельный пакет с авиацией.
— Да тут у тебя на двадцать авианосцев! удивился отец.
Впервые Кирилл увидел вдохновенного отца.
Авианосец получался огромный, потому что они решили использовать все имеющиеся кубики.
Вот уже мишень для стрельбы присосками легла на посадочную палубу, а Кирюша прикрепил на корму военно-морской флаг. Работа была закончена. Начинались испытания. Когда первый истребитель поднялся с палубы, сделал два пробных круга и благополучно приземлился, в комнате запахло паленым.
— Резину сжег на шасси, — усмехнулся отец. Чувствуешь? Где-то горит.
— Чувствую, — согласился мальчик.
Тут они посмотрели друг на друга и с криками бросились на кухню…
Курица была покрыта черной копировальной бумагой. Товарищ Суслов канул в черную бездну. Черную курицу положили на блюдо и поставили на стол. Отец и сын смотрели на ее абсолютно черное тело. Щелкнул замок. Пришла мама.
— Вы бы лучше в пожарников играли, — сказала она.
Кирюша проковырял в черной корке дырочку и отщипнул кусочек белого, дымящегося мяса.
Такой вкусной курицы он не ел больше никогда в жизни. А отец с ним больше никогда не играл.
Еще ему вспомнился эпизод из того же, наверное, года, но уже зимой. Он раз за разом скатывается на попе с ледяной горки. Шаровары его уже покрылись белой коркой. Пора идти домой, а он не может остановиться, все скатывается и скатывается. И вдруг острая боль в бедре. Мальчик еще подумал, что так, должно быть, бьет пуля. С трудом он наклонился, потом выгнулся и увидел толстый ржавый гвоздь, торчавший чуть пониже попы… Потом вокруг него столпились люди. Вдруг они расступились.
Прибежал отец без пальто и шапки. Он нес его на руках и приговаривал:
— Ты теперь, как твой любимый Александр Македонский. Его ведь тоже в бедро ранили копьем? Теперь ты настоящий древнегреческий герой… Александр Македонский…
— Спартак, папа, — даже в таком состоянии Кирюша не мог поступиться исторической правдой.
Часто звонок, которого ждешь, бывает неожиданным.
— Алло! Пригласите к телефону Кирилла Маркова.
— Это — я, папа. Здравствуй.
— Здравствуй, сын. Как ты живешь?
— Все хорошо. Живу, работаю… — следующим словом, которое определяло бы его сегодняшнюю жизнь, было «люблю», но отцу Кирилл говорить его не решился. — Как мама?
— Мог бы и сам… — Алексей Петрович тоже начал фразу, но не закончил. — Все в порядке.
На неделе переезжаем на дачу с мамой и котом.
— Каким котом?
— Мне тут подарили котенка на работе. Говорят, породистый. Теперь твоя мама меня и не замечает — все с ним возится.
— Симпатичный?
— Кот-то? Пока маленькие, все симпатичные, хорошие. А вот когда вырастают, черт-те что из них получается… Приезжай, сам увидишь. Кстати, ты бы перебирался домой. Я понимаю, юношеская непримиримость, гордость и всякое такое. Так мы же с матерью на даче будем. А к осени все образуется… Что молчишь? Может, ты насчет военкомата опасаешься? Так этот вопрос мы решим.
— Папа, я не хочу восстанавливаться в институте.
— Я это уже давно понял. Тут, наверное, моя ошибка. Не надо мне было тогда на тебя давить. Выбирал бы сам. Какой, действительно, из тебя технарь, кораблестроитель? Шел бы в университет, институт культуры… Что там еще у вас? На сценариста, режиссера…. — отец впервые говорил такое. — Но и тебе тогда надо было характер проявлять, как сейчас вот. Сказал сделал. Подал документы и учился бы теперь, где хотел. Только ты сам-то знаешь, чего хочешь?
— Знаю, чего не хочу.
— Вот-вот. Пока у тебя — одно отрицание, нигилизм и больше ничего. Пустота… Пустота…
Так вот. За тобой тут военкомат охотится. Зачем-то ты им срочно понадобился. Догадываешься, зачем?
— Рад, что я еще кому-то нужен.
— Не ерничай, дело серьезное. Тебе с твоим характером, знанием жизни в армии придется несладко. А тут еще этот Афган… Словом, переговорил я тут с хорошими знакомыми. Очень хорошими знакомыми… Это король Лир сумасшедшим прикидывался?
— Нет, папа, принц Гамлет, чтобы отомстить за отца. А короля Лира дочери предали…
— Предали, говоришь? Собственные дети? Веселая история… Значит, принц Гамлет. Английский?
— Датский.
— Погоди, я же ходил на спектакль с твоей матерью. Правда, проспал весь, пока трубы не затрубили и пушки грохнули. Он же там в Англию ездил?
— Ездил.
— Вот-вот. Небось, в англичанку влюбился.
— Кто?
— Гамлет твой датский, не я же.
— Да нет, там другая история. Послали его туда.
— Ладно, пускай другая. Хочу тебя тоже послать в одно заведение. На этот раз не упирайся. Для тебя я это делаю…
Кирилл услышал, как на другом конце провода раздался стук, а потом что-то со звоном разбилось.
— Что у тебя там случилось? — спросил он.
— Да так. Порезался немного, — отозвался отец.
— Может, перезвонить? А ты пока перевяжешь.
— Ерунда, царапина… Одним словом, надо отмазать тебя от армии. Так?.. Так, — отец произносил это с каким-то раздражением, но постепенно перешел на сухой тон инструктажа. Завтра пойдешь на обследование в психиатрическую клинику. Там про тебя уже знают. Все, как говорится, в курсе. Сделают тебе освидетельствование, дадут справку. От армии ты будешь освобожден. Сейчас скажу тебе кабинет, имя-отчество врача, адрес, наконец… На Пряжке это…
