есть… и надо как тогда… если можно из неё саблю сделать, то и пулю получится. Или даже не делать, а представить, что эта сила пулю наполняет.
Получилось.
— Вот так… молодец, — дядька Матвей сел за свой стол. — Давай… и это… Гром… не сомневайся. Бей на опережение. Помнишь? Как я учил.
Помню.
Выстрел получился громким, оглушающим даже, и дядька Матвей рассыпался на куски, а с ним и зал исчез, оставив клубы тумана. Тень же, вынырнув из тумана, спешно похватала эти куски.
— Эй… — я хотел остановить её, но в выпуклых глазах увидел предупреждение.
Сожрёт?
А ведь может. Мой пистолет тут…
— Стоять, — я не отвел взгляд и прищурился только. А потом шагнул и решительно ухватил тень за вихор из перьев, дёрнул, заставив склонить голову. Она заворчала… и потёрлась клювом о ногу.
Чтоб тебя…
— Ну, — говорю ей, чувствуя, как отпускает. — Веди что ли, если знаешь, куда…
Сдаётся, весёлое у нас выйдет путешествие.
Глава 30
Глава 30
«И поставила девица свечу перед зеркалом, и сказала слова заветные, с тем, чтобы увидеть суженого своего. Да только, сколь ни глядела, ничего-то не выглядела. Решила она, будто обманула старуха, да и отправилась спать. Но стоило ей глаза сомкнуть, как сполз плат, которым девица зеркало прикрыла, и высунулась тень страшенная. Кошкою оборотясь, скокнула она в постель, а оттудова — в нос…»
Страшная сказка
В голове всё вертится муть про город изумрудный. А идём. Я шагом, благо, кроссовки, хоть и палёнка, но приличная, не разваливаются. Тень трусит рядом. Иногда она убегает чуть вперед, но тотчас возвращается. А туман начинает редеть. И я невольно проверяю обойму. В кармане ещё одна, но если выйдем к той перестрелке, в которой мёртвые играют в прятки с живыми, то всяко не хватит. Интересно, а если я трофей возьму, у мертвецов, то сработает или нет.
Вышли, впрочем, не на пустырь.
Шоссе.
Вот же ж… это поездочка по самым поганым местам прошлого, выходит.
Все грехи соберу.
Место знакомое. Трасса. И просёлочная, что к трассе выходит. Тут мы и стояли, и ждали. Волки, чтоб их, в засаде. Дядьки Матвея придумка. Он и экипажик добыл ДПС-ников, и форму тоже.
— Стой, — я останавливаю тень. Прямо идти не тянет совершенно. Не знаю, кто там сегодня на дежурстве, но они мертвецы, и им со мной не по пути.
Да и ведёт, чую, дорога не к развилочке.
Нам в другое место.
Поворачиваюсь к лесу. И да, два шага и мы на полянке. Хорошая полянка. Вон, ёлки, березки или что там торчит. Трава-мурава присыпана землёю. Яма в земле. И пацанчик застыл на краю ямы.
— Пожалуйста… пожалуйста… — всё твердит он разбитыми в кровь губами. Голос мерзкий дрожащий и бесит, эта вот бесхребетность, но на деле — не она. А то, что мы решиться не можем.
Стоим.
Переглядываемся.
Вот если бы он напал. Отбиваться стал бы или ещё что, мы бы тогда сразу. А он вот стоит на коленях и ноет, что-то там про жену, детей… что никому и никогда…
И Горский срывается. Он и без того на взводе, и выпил к тому же. Как сейчас думаю, что не только выпил, потому как кричит:
— Заткнись, падла.
И громыхают выстрелы. Парень падает в яму… и вот уже я сам стою на краю. На зубах скрипит земля. Руки болят. В голове муть… как я тогда выжил?
Сам не помню.
Как-то.
Но теперь я не успеваю. Я пытаюсь, но пули входят в тело, бросая меня на землю, и руки того парня, которого похоронили в совсем другом месте, и на пару лет раньше, крепко обхватывают меня.
— Лежи смирно, — говорит он. — Покойники должны лежать смирно.
— Я живой — отвечаю, пытаясь вывернуться из захвата.
— Нет. Тебе только так кажется. Ты тоже мёртвый. А помнишь, я ведь просил… я ведь умолял… а вы…
Он не договаривает, а сверху катятся комья земли. Причём я точно знаю, что яма была не такой и глубокой, но теперь она будто колодец. И не выбраться.
— Прости, — я заставляю себя унять панику. — Я реально не хотел. Ничего личного… нам сказали не оставлять свидетелей…
— Это первая поездка, — он произносит с грустью. — Работы никакой. А приятель предложил… мы пополам вложились в тачку. Думали, пригоним, продадим… у меня жена беременная. Была беременная…
— Почему один поехал?
— Так… приятель заболел. Не смог. А с продавцом уже договорено. И надо только перегнать. Я и…
Руки сжимаются.
— Но теперь всё по справедливости.
И зубы мертвеца впиваются в плечо. От боли я сбрасываю оцепенение и, вывернув руку, нажимаю на спусковой крючок. Тьма за спиной бухает, разрывая покойника. И тень, до того тихая, высовывается, чтобы сожрать остатки.
А раньше не могла помочь?
Задница.
Встаю на шатающихся ногах. Высоко над головой квадрат света. И надо к нему.
— Ты как? У тебя ж крылья вон. Может, вытянешь?
Тень молча сливается со стеной. Значит, своим ходом надо.
Выбираться из ямы приходится по отвесным стенам. Пальцы входят во влажную землю. Я чувствую её ясно так. И коренья в ней, и мелкие камни, раздирающие кожу. И боль тоже чувствую. Но я живой… слышите, падлы, я живой…
Дайте только выбраться.
Ползу.
И парень… извини, парень… не знаю, как я поступил бы сейчас… и хочется думать, что иначе… что сейчас я не позволил бы втянуть себя в это дерьмо… или вот не стрелял бы… или что на самом деле виноват дядька Матвей, что его был план, и наводки, и…
Детская рука протягивается навстречу.
— Держи, — говорит мне кто-то голосом Савки. И я хватаюсь за пальцы, потому что сил ползти почти не осталось. Ядрёный бред у меня.
Посмертный.
Предсмертный
Главное, что пронимает. До костей пронимает…
И я выбираюсь.
Савка.
— Привет, — говорю с немалым облегчением. — Ты… как тут?
Дурацкий вопрос.
Савка пожимает плечами и отвечает:
— Я за тобой. А то ещё долго ходить будешь. Идём.
И смотрит серьёзно. А глаза чёрные.
— Куда
— Туда, — он махает в туман. А я понимаю, что как-то не тянет меня идти за Савкой. Да и Савка ли это? Похож однозначно, но сходство — это лишь сходство. Само по
