— Ты всегда был ябедой, — неожиданно заметил Гранцов.
— Нет. Я всегда любил вскрывать пороки и наблюдать торжество справедливости, — парировал Гошка.
— Ну, спасибо тебе, братишка, удружил, — Вадим нащупал рукоятку под боком и приспустил стекло, впуская в салон струю холодного ветра. — За что ж ты нас-то подставил? Нельзя было разборки эти где-нибудь подальше провести?
— На Новой Земле, например? — спросил Добросклонов. — Извини, Дим, так уж получилось. И потом, я ведь предлагал тебе пересидеть у меня в офисе, не забыл?
— Был бы ты не раненый, я бы тебе сейчас ответил, — сказал Гранцов, постукивая кулаком по колену.
— Можно один вопрос? Деньги где? В Рим летят? Каким рейсом? Может быть, нам лучше в аэропорт сейчас ехать, а не в этот проклятый институт?
— В аэропорт можно будет и позвонить. Предупредить пограничников. Позвоним из института.
— Он заказывал билеты через нашу службу перевозок, — сказала Восьмая. — Рейс мы узнаем легко.
— Одну минуту, товарищи, — вмешался Поддубнов. — Что-то я не понимаю, куда мы едем?
— В Институт! — в один голос ответили Петренко, Керимов и Гошка.
Глава 31. Миллионеры в обносках
Центральный офис Института Духовного Возрождения располагался в старинном особнячке. Здание охранялось государством как исторический памятник, о чем сообщала стандартная табличка. Впрочем, табличка сильно преувеличивала степень государственной заботы.
Восьмая уверенно провела их через темный холл, по узким коридорам со стреляющим паркетом, по мраморным лестницам с зыбкими перилами на верхний этаж.
На стенках были заботливо вывешены многочисленные указатели со стрелочками. «Коррекция кармы, кабинет 240». «Трансцендентальная медитация. Просьба приходить со своими подушками». «Подсектор валеологии и уринотерапии». «Астральная Тантра». «Творческая лаборатория каббалы и нумерологии». Видимо, здесь не брезговали никаким способом духовного возрождения.
Сотрудники института все как один были в джинсах и выцветших майках, с бирками на груди. Они выглядывали из кабинетов, откуда доносились индусские мелодии.
Впервые в жизни Гранцов почувствовал отвращение к музыке. В его ушах еще стоял шум боя. Звон осколков, скачущих по коридору. Треск пулемета. Рыдания освобожденных сектантов — они неплохо держались под прицелом, но как только все кончилось, началась массовая истерика… А здесь, в Институте Духовного Возрождения, звенели сладкозвучные струны, как будто ничего не случилось.
Впрочем, у них-то и в самом деле ничего не случилось. Какое им дело до Лисички? Какое им дело до тех парней, которых пришлось убить Гранцову? Какое им дело? Все приветливо улыбались вошедшим, но смотрели будто сквозь них. Некоторые почтительно здоровались с Восьмой, но она никого не замечала, стремительно пробираясь вперед. Она толкнула стеклянную дверь, и они оказались в просторном светлом зале. Вдоль стен выстроились старинные столы под зеленым сукном. Рядом с компьютером на каждом столе можно было увидеть то чернильницу из малахита, то бронзовый канделябр.
В дальнем углу зала находился самый большой стол. На стене над ним висел портрет хитрого старика в капитанской фуражке. Под портретом сидел, положив ноги на стол, человек в майке с надписью «босс». Он бегло говорил в телефонную трубку по-английски, искоса поглядывая на вошедших.
— Меня предупредили, что будут люди из милиции, но не сказали, что вас так много. Я буду говорить только с начальником. Или ждите, пока придет наш юрист, — сказал он, прикрыв трубку ладонью. — О кей?
— Вот я и есть начальник, — сказал опер Петренко, раскрывая перед боссом свое удостоверение.
— Вы начальник, и я начальник. Пусть ваши люди подождут где-нибудь, — приказал босс. — Я позвоню в буфет. Там будет бесплатный кофе и все такое. О кей?
В буфете им подали растворимый кофейный напиток и черствые бутерброды с сыром.
— Смотри, чашки все разные, прямо как у нас, — заметил Керимов. — А еще институт. Не могут сервиз купить, что ли?
— Собрали с миру по нитке, — сказал Поддубнов. — Беднота. До чего довели себя с этим возрождением. Тетки все замученные, ни сиськи, ни письки… Я извиняюсь.
— Здесь все очень старинное, — объяснила Восьмая. — Все эти вещи собраны из комиссионных магазинов, со свалок, с чердаков. Здесь не может быть ничего нового. Все возрожденное, понимаете? Принцип возрождения распространяется на все. Видите, в чем мы ходим? Это секонд-хэнд.
— Обноски, — перевел Добросклонов. — А в буфете у вас объедки?
— Вы хотели зайти в отдел перевозок, — напомнил Гранцов.
— Зачем? Есть компьютер, — сказала Восьмая.
Даже в буфете у них стоял компьютер. Она постучала по клавишам, подождала минутку и подхватила лист, выскочивший из бесшумного принтера.
Третий заказал четырнадцать авиабилетов: Рим, Хельсинки, Франкфурт и так далее, вплоть до Каира. Все на одну фамилию — Гофман, и на одно число — на сегодняшнее.
Кроме того, он заказал билеты на московский поезд — на сегодня, на завтра и еще на три дня. Одно место в плацкартном вагоне.
«Все это ложный след, — подумал Гранцов. — Если даже кинутся его искать, сразу поставят засады на вокзалах и в аэропорту, и он это прекрасно знает. Нет, если и ловить Везунчика, то иначе».
— Так, — сказал он. — А что мы, собственно, здесь делаем? Гошка, ты чего молчишь? Неужели нога прошла?
— Какая нога? — Добросклонов махнул рукой. — Тут о башке думать надо. Ты что, не видишь, куда нас заманили? Думаешь, нас выпустят отсюда? Это называется «вход свободный — выход платный». Сейчас включат свои психотронные генераторы, отзомбируют всех, переоденут в обноски и отправят на выездную сессию.
— Ну да, — сказал Поддубнов, дожевывая четырнадцатый бутерброд. — Разнесем по кирпичику.
— Они этого даже не заметят, — сказал Добросклонов. — Завтра же купят себе новый особняк. Что такое для них миллион долларов? Ну, примерно тридцать средних квартир. Ты видел, сколько тут народа? Это же все бомжи. Они свои квартиры отдали. Они все отдали. А сколько таких лопухов еще осталось… Вроде меня. В общем, месяц работы, и этот миллион к ним вернется. Это только по городу. А сколько таких городов в России? А сколько во всем мире?
— Насчет мира не беспокойся, — сказал Керимов. — В нормальных странах им не дают химичить.
— Люди приходят сюда добровольно, — сказала Восьмая. — Я тоже не имею квартиры. Она мне не нужна. У меня и так все есть.
— Было, — поправил Гранцов. — Вряд ли вас оставят в структуре после всего, что вы нам рассказали.
— Не беспокойтесь, — сказала Восьмая. — Я рассказала только вам. А вам никто не поверит. У меня все будет хорошо.
