сравнению с ХХ веком или любым другим историческим периодом, сегодня институциональные структуры, будь то ООН, ЕС, Африканский союз или АСЕАН, более укоренены и находятся на более надежной институциональной основе, хотя их надежность, адаптивность и эффективность все чаще подвергаются сомнению.
Таким образом, проблема заключается в том, как определить и затем управлять плюралистическим миром различных, сосуществующих, развивающихся и конкурирующих версий современности. Полем битвы сегодня действительно является человеческое сознание, его предпочтения и выбор в значительной степени выходят за рамки большинства существующих институциональных компетенций и нормативно-правовой базы.
Более чем очевидно, что международный либеральный порядок не сможет преуспеть в XXI веке, если не найдет новых факелоносцев и не создаст новые институты. Для многих очевидно, что эти страны должны быть выходцами из Азии и Африки, где политика и экономика пишут сценарий, сильно отличающийся от послевоенной атлантической системы. Несмотря на нестабильность постколониальной эпохи, большинство азиатских государств избежало тотальной войны даже в условиях крайней геополитической напряженности. Фактически ни одна из известных точек столкновения, таких как Индия-Пакистан, Китай-Тайвань или Северная Корея-Япония, не вылилась в масштабный пожар.
Несмотря на то, что националистическая риторика продолжает разгораться, не менее очевидно, что азиатские страны, за исключением, к сожалению, Индии и Пакистана, переживают настоящий бональный период развития связей и интеграции. В отличие от Запада, азиатские государства в целом более благосклонно относятся к глобализации; как мы видели, они стали новой движущей силой экономического роста, на долю которых сегодня приходится более двух третей мирового ВВП. Когда Соединенные Штаты вышли из Транстихоокеанского партнерства, которое президент Трамп расценил как "очень плохую сделку для США", азиатские страны пожали плечами и пошли на сделку без Америки. Действительно, именно в Азии будут располагаться крупнейшие мировые державы, и на этот регион вскоре будет приходиться большая часть населения, экономического богатства и военной мощи мира. Гидеон Рахман убедительно доказывает, что "многовековое господство Запада в мировых делах подходит к концу. Первопричиной этих перемен, - пишет он, - является необычайное экономическое развитие Азии за последние пятьдесят лет. Политическое могущество Запада основывалось на технологическом, военном и экономическом превосходстве, но эти преимущества быстро сходят на нет. И последствия этого сейчас определяют глобальную политику. Если страны Азии смогут разработать новую систему управления, гарантирующую мир или, по крайней мере, предотвращающую крупномасштабные конфликты и при этом способную сотрудничать по вопросам, которые касаются их всех, то они проделают большой путь к формированию нового мирового порядка.
Если Азия будет определяющим регионом нашего времени, то интуитивно очевидно, что Индия, успешно сочетающая в себе экономический рост с собственными уникальными и неповторимыми либеральными традициями, действительно станет наследником и гарантом международной либеральной системы. Хотя индийские экономические реформы меркнут по сравнению с китайскими, факт остается фактом: по своему экономическому потенциалу, составляющему около 3 трлн. долларов, Индия превосходит несколько стран "Большой семерки". По прогнозам, к 2030 г. Индия станет второй по величине экономикой, уступая только Китаю. В то же время Индия - страна с одной из крупнейших в мире постоянных армий и быстро модернизирующимися военно-морскими силами, космической державой и государством, обладающим ядерным оружием. Молодые демографические показатели Индии только усиливают ее растущий авторитет: к 2027 году Индия превзойдет Китай как самое густонаселенное государство мира, и если в США, Китае, Японии и большинстве европейских держав к 2050 году ожидается значительное старение населения, средний возраст которого будет колебаться в районе пятидесяти лет, то в Индии средний возраст будет составлять около тридцати пяти лет. Даже в Индии растет консенсус относительно той роли, которую ей предстоит сыграть. В июле 2015 года тогдашний министр иностранных дел Индии (а ныне министр иностранных дел) Субрахманьям Джайшанкар выступил с речью, в которой заявил, что Индия намерена играть роль "ведущей", а не "балансирующей" державы в Азии, что отражает вновь обретенную уверенность.
Сложившийся международный порядок в значительной степени способствует экономическому росту Индии, удовлетворяя ее интересы в области торговли, энергетики и безопасности. В результате Индия сегодня участвует практически во всех основных многосторонних режимах, и ее собственные интересы уже не могут рассматриваться как изолированные от положения дел в мире. Другими словами, Индия должна влиять на международный порядок, хотя бы для того, чтобы защитить свои интересы. Поэтому очень важно понять, с каким давлением и требованиями ей придется столкнуться как внутри страны, так и в качестве участника международной системы. Анализ таких ожиданий будет важен для понимания "индийских императивов".
Так, например, Индия поставила перед собой цель достичь к 2024 году уровня экономики в 5 трлн. долл. Несмотря на периодические заминки на этом пути, устойчивость индийских экономических институтов и структурные макроэкономические тенденции, похоже, будут поддерживать эту траекторию. Неопределенность, таким образом, заключается в глобальной экономической системе. Иными словами, способность Индии успешно стать глобальной экономической державой зависит от ее способности создать атмосферу определенности и предсказуемость глобальных финансово-экономических режимов. И хотя Индия становится все более значимым геополитическим игроком, ее геоэкономические приоритеты и позиции остаются незавершенными и недостаточно проработанными. Это, пожалуй, самый важный индийский императив. Дели должен переосмыслить свою роль и участие в глобальном экономическом управлении, чтобы реализовать свои национальные интересы. Его представление о себе как о ведущей державе должно найти отражение и в торгово-экономических переговорах. Во-вторых, Индии еще предстоит завершить проект XX века по созданию социальной и физической инфраструктуры, в то время как она должна использовать возможности XXI века, связанные с четвертой промышленной революцией и сопутствующими цифровыми сдвигами. Оба эти процесса являются сложными структурными преобразованиями, и Индии придется взаимодействовать и сотрудничать с различными группами заинтересованных сторон, чтобы удовлетворить требования к управлению в обоих случаях. Например, для создания жесткой инфраструктуры Индия будет опираться на финансирование со стороны двусторонних партнеров из Восточной Азии и многосторонних организаций, таких как АБР, АИИБ и НБР (где Индия и Китай являются основными участниками). Кроме того, Индия, вероятно, будет сотрудничать с такими технологическими центрами, как ЕС, Израиль, Япония и США, чтобы укрепить свое технологическое превосходство. Однако, учитывая глобальную напряженность в сфере технологий, финансов и торговли, удовлетворение этого императива потребует от Индии защиты и сохранения пространства для маневра. Индия не может позволить себе сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как распадаются эти глобальные договоренности. Индия не должна допустить возникновения ситуации, когда ей придется делать выбор в отношении партнеров, с которыми она будет взаимодействовать. Удовлетворительный режим будущего должен предусматривать активное партнерство со странами ОЭСР и тесное и выгодное партнерство с такими восходящими державами, как Китай.
В-третьих, Индия осознает, что ей необходимо постепенно отказываться от роли лидера мирового профсоюза и садиться за стол переговоров с руководством.
