операционного стола.
— С чего мне вам верить?
Старик облегчённо выдохнул и покачал головой.
— Как только ты узнаешь о ком идёт речь, то сразу поймёшь что я не лгу. От матери тебе досталась лишь лишняя пигментация глаз, но остальное принадлежит отцу. Это будет моим доказательством правды.
Я сделал вид что задумался над его словами, а сам просчитывал ходы. Можно рискнуть и положиться на удачу, но на кону стоит слишком высокая цена. Игры со смертью никогда не проходят по плану и имеют большие последствия, но другого варианта у меня нет, а Марине нужно это сердце уже сейчас. Начинать поиски снова будет глупой затеей, потому что затянутся на куда больший срок, которого у моей красавицы нет.
Я перевёл взгляд на соседнюю камеру, где от болей в голове страдал один из подопытных. В пятом крыле этой лаборатории проводили исследования на ЦНС, пытаясь добиться того же нарушения что и у нас, только, наверное, это бессмысленно. У каждого они были разными. Влад ничего не чувствовал левой стороной тела. Антон, Данил, Стас и Кирилл могли разбудить нервы порезом или хорошим ударом, а Вадиму и вовсе жизнь улыбнулась громадной удачей, потому что в наш отряд парень вступил лишь после нашего плена. У меня же обострён слух, и вопли ублюдков вокруг сравнимы с ударами по вискам, мешая сконцентрироваться.
— Поверь, ты захочешь знать кто твой отец, Дима. Тебе это пригодится.
А если нет? Если я этого не хочу? Ну есть он и пусть, не от святого же духа моя шлюха-мать залетела. И это её проблемы, что не сделала аборт, а в последствии сгнила от наркотиков. По началу я винил себя, что не успел прикрыть бардель вовремя. Думал, что если бы поспешил, а не продумывал ходы, то она осталась бы жива и, возможно, даже вылечилась, но сейчас я понимал что и это было глупо. Правду говорят, что любовь детей к родителям абсолютна и слепа. Какими бы они для нас не были, мы всегда будем их прощать. Вот и я простил, хоть и злился на неё иногда. А вот что делать с отцом…
Я уже привык думать что его у меня никогда не было и не будет. Даже если узнаю имя, это не заставит меня явиться к нему и начать общение, если он не знал обо мне. А если и знал, то это тоже ничего не меняет. Мужчина трахнувший мою мать был лишь донором биологического материала и ничего больше. Всего лишь один спермотозоид выгравший кастинг обдолбаной яйцеклетки не делает его моим отцом.
Но мне нужна моя Марина. Мне нужна моя девочка, воскресившая во мне лучшее и подарившая себя полностью.
Я повернулся к старику, который тоже смотрел на соседнюю камеру и с ужасом в глазах наблюдал как здоровенный мужик с чудовищными наколками разбивает свою голову о стекло.
— Если с пациентом хоть что-то случится во время операции, тебя ждёт та же участь.
Фёдор Анатольевич живо закивал, поднимая свои руки с железными браслетами.
— Никаких сюрпризов. Операция и имя взамен на свободу.
Вернувшись обратно к Котёнку, обнаружил её уже под капельницей. Проверил трубки, состав, сверился с показателями на аппаратах и убедился что всё идёт по плану. Давление в норме, кислород стабильно поступает с каждой каплей препарата, ритм изношенного сердечка лишь слегка не попадает под необходимую волну, но это не страшно. Так и должно быть. Скоро на его месте будет новое и гораздо лучшее сердце.
— Как ты? — спросил лишь бы услышать её голосок и устроился рядом.
Марина положила голову мне на плечо и переплела свои пальцы с моими.
— Чуть-чуть страшно, но это нормально. В детстве так же было. Расскажи мне что-нибудь лучше. Здесь так тихо, что я слышу как летает по комнате пыль.
Пыль летает. Я слышу как в соседнем блоке от адской боли орут заключенные, сводя меня с ума.
— Что тебе рассказать?
— Амелия мне кое-что рассказала про ваш отряд.
Снова эта Амелия. И почему она меня так раздражает?
— И что же она рассказала?
— Что это благодаря вам в Республики теперь мирно и что вас осталось всего семь. А сколько было в начале?
Я прижал к губам её руку тыльной стороной, давая себе время прервать тот список имен, что были с нами до конца.
— Почему тебя это интересует?
— Потому что это важная часть твоей жизни. Мне кажется, эти люди многое для тебя сделали, и я хочу знать сколько их было, чтобы помнить.
Это показалось разумным, да и являлось самым светлым за всю жизнь.
— Сначала нас было шестьдесят три. Пока мы пытались добраться до главного штаба противника и осуществить диверсию в живых осталось только восемь.
И одного из нас забрали уже после. Я помню каким ударом это для меня стало. Женя был мне лучшим другом, он единственный понимал меня как никто другой, и отдал свою жизнь за наши убеждения. За справедливость, мир и свободу. И этим убеждениям мы преданы до сих пор, хоть и безумно сложно придерживаться их, когда дело касается любимых людей.
— Но ты же больше не состоишь в том отряде? Тебя же не заберут у меня?
Я улыбнулся, снова целуя её руку.
— Не заберут, Котёнок, потому что мы больше не имеем права воевать.
Она удивлённо распахнула глаза и радостно улыбнулась.
— Почему?
— Потому что теперь мы основатели этого отряда и имеем куда большую ценность как руководители.
Потому что теперь на каждом из нас лежит ответственность за действия на границе, где такие же солдаты, какими были мы, отдают свои жизни в атаках танлибовцев. Мы отвоёвываем у них всё больше и больше территории, освобождаем города, но потери есть всегда. К сожалению, без этого ни одна война не обходится.
Я ещё помню как Содружество держало в страхе Республику. Как на наши головы падали бомбы и люди погибали от голода, а не от взрывов, потому что все поля были сожжены. Они уничтожали скот, урожай, рыболовные порты, пытаясь заставить нас сдаться, но вместо этого мужчины, женщины и дети шли воевать. Я тоже пошёл, надеясь, что однажды смогу вылечить хотя бы одного солдата, который подарит нам свободу, но никогда не думал что стану одним из них. Я всего лишь медик и моё дело маленькое, но Захаров что-то во мне увидел и дал шанс, который я не упустил. Ни разу. Я вырывал парней из лап Смерти и был рядом под шквалом огня и дождём
