улыбка — я не понял, чего в ней было больше, беззлобной насмешки или одобрения.
— Приветствую тебя, Рыцарь Дороги, — сказал Гюндебальд, и я увидел огонь магии, мятущийся в его глазах. То был огонь, виденный мною прежде в глазах Владыки Павших, когда тот вел Дикую Охоту над башнями Каэр-на-Вран… и где- то еще…
Гюндебальд поднял взгляд, заставив меня смотреть ему прямо в глаза, и огонь этих глаз выжег меня изнутри. И тогда я вспомнил, где видел этот огонь — на первом своем посвящении в ночь Мертвой Головы, когда зажигаются светильники, вырезанные из пустых тыкв. Лицо со страшным оскалом — лицо Владыки — изображают эти светильники, и свет, льющийся из их глаз-дыр, выжигает все ненастоящее в сердцах мальчиков, становящихся мужчинами в эту ночь. Владыка Силы — четвертое имя старшего из богов, и огненный взгляд Мертвой его Головы и есть самая Сила. Я вспомнил, как говорил сэр Логи перед поединком с Белым Рыцарем: «Тьма против Света, Дорога против Мертвой Головы»…
И тогда я вдруг понял, кто тот, что стоял передо мной. И я нашел четвертого участника этой Игры — своего настоящего противника.
И Гюндебальд увидел, что я понял.
— Тебе не пройти, Рыцарь Дороги.
— Тебе не сдержать меня, Рыцарь Мертвой Головы.
Он кивнул, признавая, что я прав в своем новом знании. Из складок плаща он выхватил меч, и то не было оружие воина — то было оружие мага. Ослепительный клинок был скован из двух частей — из Света и Тьмы, и обе кромки клинка, светлая и темная, были остры, как бритвенный нож.
Я поднял Ярран. Я знал, что при первом же касании меч магии разрежет плоть моего меча, как масло. И тогда я призвал Силу, и Сила пришла. Она заструилась вокруг меня, втекая в мой меч, и клинок зардел чистым алым светом, без единого оттенка багрянца или пурпура. Цветом Дороги…
Поединок не был долгим. Гюндебальд дрался страшно, уступая мне в быстроте и ловкости, но беря свое ужасающей мощью ударов, наносимых магией: каждый раз, когда он опускал меч, мне казалось, что дрогнет сама земля или расколется небо. И все же я победил его.
Я не хотел убивать Гюндебальда, но чувствовал, знал — в Замок Чудес не пройти, не победив его Стража… Гюндебальд упал на плиты Моста Предела, когда сияющий Силой клинок Яррана пронзил его грудь…
…Он умирал, и яростный огонь в его глазах обернулся вдруг… пониманием и.… добротой… Взгляд его стал вдруг бездонен, и я увидел в нем любовь.
— Преемник… — прошептал он.
Я склонился к его лицу, чтобы не пропустить ни слова.
— Во имя Владыки Силы… — четвертое имя Бога со свистом вырвалось из его пробитых легких, — во имя Владыки Силы, войди в Замок Четырех Башен, сэр Арадар, Рыцарь Мертвой Головы… Тебе хранить Мост Предела, пока не придет новый Рыцарь Дороги… Тот, что сметёт тебя со своего пути… Черпай Силу, наставляй меньших, слушай волю Владыки… Храни Мост…
Тело его соскользнуло с моста, словно освобождая мне дорогу в Замок, и медленно ушло в воду, исчезая в темных глубинах озера. Я понял, что не испытываю сожаления, лишь печаль: я сделал то, что был должен, освобождая старого мага от служения, и он ушел так, как только и мог уйти.
Я поднял Ярран в прощальном приветствии; потом убрал меч в ножны и продолжил свой путь по Мосту Предела.
…Потаенный Замок встретил меня ощущением тайны — прекрасной и сокровенной тайны, готовой раскрыться. Каждая из четырех его башен светилась собственным цветом, посылая в сияющее небо столб цветного огня. Стены Замка, которые снаружи казались сложенными из белого камня, изнутри оказались хрустальными, и играли отраженным огнем башен. Пятая — невысокая — башня или, точнее, огромный хрустальный с серебром престол возвышался в центре внутреннего двора Замка; здесь встречались, не смешиваясь, цвета угловых башен. Собственное — пятое — сияние окутывало вершину престола; я не осмелился сейчас взглянуть на то, что покоилось на престоле. Быть может, чаша — священная Чаша Силы из северных сказаний?..
Но тайны и чудеса этого места были сейчас не для меня. Я знал: для них время еще придет…
Четыре яблони росли вокруг сияющего престола. Сухой и безлистой была одна из них, но в мертвенности ее ветвей угадывалось скрытое движение соков, обещающее грядущее пробуждение. Молодая листва зеленела на другой. Белой, чуть розоватой, пеной покрывали третью яблоню бесчисленные цветки. И ветви четвертого — умирающего — дерева, уже почти лишившегося листвы, сгибались под тяжестью золотых плодов…
Я приблизился к четвертому дереву и, поклонившись ему, двумя руками коснулся золотого яблока. Мне не пришлось его рвать: прекрасный, словно светящийся изнутри плод сам упал в мои ладони.
Я подумал о Дэне, и тотчас оказался подле него.
Он был очень бледен и уже не хрипел; кровь пропитала каменистую землю под его шеей и у плечей. Я опустился на колени и, сжав волшебное яблоко в одной руке, ударил ею о раскрытую ладонь другой. Плод хрустнул, сминаясь у меня в кулаке; капли сока упали на раны…
…Солнце садилось, и Потаенный Замок таял в закатных его лучах.
— Дэни, — сказал я, — посмотри на закат.
Он повернулся и долго смотрел на заходящее солнце.
— Там что-то… Я не вижу, Арт.
Я смотрел на Замок, на четыре его башни, темнеющие на фоне огромного солнечного диска, наполовину уже ушедшего за край земли.
— Там… Замок, Арт?
Я кивнул.
— Да, Дэни.
— Арт, я… Я найду его.
— Да, — сказал я, — когда придет твое время, брат.
ЭПИЛОГ
Алекс из Вэгдаллира, юный сын леди Элейны, встретил нас в лесу на тропе к их маленькому замку на Аверне. Не знаю, как он узнал о том, что мы возвращаемся,
