не помнишь ту чудесную вечеринку в честь шестнадцатилетия, которую я устроил для Софии?»
Его голос отличался от того мучительного, что был раньше. Мне пришлось задуматься, к чему он клонит. Я так громко рассмеялась, что прикрыла рот рукой. Тогда я была самоуверенной маленькой стервой, настаивая, что сама занимаюсь организацией еды.
«О, Боже. Я думала, ты взорвешься той ночью. У тебя был полный зал гостей, и София каким-то образом умудрилась убедить тебя позволить мне выбрать еду на вечер и для всех гостей. Когда появилась горстка водителей-доставщиков, ожидающих денег и чаевых, ты не сдвинулся с места». Я повернулась к нему лицом.
Он усмехнулся. «Я был зол как черт, но хочешь узнать что-нибудь смешное?»
«Что?» Я подошла ближе.
«Я никогда не видела своих двух дочерей более счастливыми за все годы. Все дорогие подарки, которые я купил, дни рождения, которые я устраивал с великолепными кейтеринговыми компаниями, не значили ничего по сравнению с тем, что они могли наслаждаться едой, которую, как я думала, они никогда не должны были есть. Ты была полна решимости, включая то, что принесли пять видов мороженого для праздничного торта. Ты даже выбрала музыку, переключив ее на какую-то хэви-метал группу, когда я не смотрел».
«Ты был настолько зол, что я думала, ты собираешься разбить все стекло в доме. По крайней мере, твои гости, похоже, не возражали».
«Возражали? Некоторые из них сказали мне, когда уходили, что это была лучшая вечеринка, на которой они были за последние годы». Он сделал два шага ближе. «Поэтому я недолго злился. Может быть, в тот вечер я понял, что простота может быть лучше».
«Но как ты узнал, что это моя любимая еда?»
«Потому что у тебя были такие крепкие отношения с моими дочерьми, что ты даже не думала предлагать еду, которая им не нравилась. Это означало, что ты тоже должна была ее любить. О, у меня ещё может быть пять видов мороженого в морозилке».
Я обняла его, прижавшись лицом к его груди. «Я люблю тебя, Вадим. Ты сделал это для меня? Это так мило. Мне это нравится. Очень нравится. Спасибо». Когда он напрягся и в то же время замолчал, я поняла, что сказала. Я замерла, ненавидя себя за то, что чувствовала себя слишком свободно рядом с ним. Когда я отстранилась, я, казалось, не могла смотреть ему в глаза. Я не хотела видеть в них разочарование. «Мне жаль. Я не должна была этого говорить. Я не это имела в виду. Я просто была захвачена моментом».
Я отстранилась и тут же обернулась.
Но он не желал ничего из этого, резко разворачивая меня лицом к себе и прижимая к теплу своего тела. «Тебе лучше иметь это в виду, zavetnaya. Потому что я никогда тебя не отпущу. Ни при каких обстоятельствах и ни по какой причине. Я устал играть в дурака. Больше не буду. Вбей это в свою милую головку. Ты вся моя».
Поцелуй был грубым и коротким, но именно таким, как мне было нужно. Когда он отстранился, у меня снова закружилась голова.
«Я рада», — выдавила я из себя, чувствуя, как колотится мое сердце.
«Где ты хочешь отведать нашу еду?» — спросил он, хотя звук был больше похож на рычание.
«Перед камином и телевизором на полу?» Я прикусила нижнюю губу, не думая, что он воспользуется моим предложением.
Он рассмеялся, покачав головой. «Ты никогда не изменишься, и я так рад, что это так. Ты именно такая, какой должна быть. Пол перед телевизором, где смотрят дурацкие фильмы. И если ты будешь очень хорошей девочкой, я, возможно, разрешу тебе заснуть там, как ты привыкла».
Прошлое было странной штукой, с его воспоминаниями. Некоторые хорошие. Некоторые плохие. Но без воспоминаний будущее никогда не было бы таким сладким.
И этот человек определенно был моим будущим.
ГЛАВА 27
Вадим
Два дня.
Прошло два гребаных дня с тех пор, как на Кэролайн снова напали. Ничего. Никакой информации. Никаких признаний от кого-либо, кто был ответственен за найм Джошуа или Франсуа. Я бы пустил слух на улице, что щедро вознаградил бы любого, у кого будут чистые доказательства.
Я угрожал информаторам и различным сообщникам, требуя, чтобы они помогли мне выяснить, что, черт возьми, происходит.
Как сказала бы моя мама, сверчки.
Никто не говорил.
Я мог идти по улицам Нью-Йорка, и все отворачивались. Так было всегда, я понимал, что люди боятся. Чего? Они должны были бояться меня, но это было не так.
Великие лидеры различных организаций также не испытали ничего тревожного. Мы все были сидячими утками в тупике, крутя свои колеса.
Именно там, где ответственный ублюдок хотел, чтобы мы были. Когда мы все гонялись за своим хвостом, это означало, что этот придурок смеялся и имел полную свободу действий, чтобы делать то, что он задумал.
«Блядь», — прошипел я, ударив кулаком по столу. Я никогда в жизни не был так расстроен. Плюс ко всему, мне пришлось держать дочерей на поводке, опасаясь, что они в опасности. Когда я попросил их приехать и остаться в доме, я был уверен, что начнутся кошачьи драки, но все было тихо с тех пор, как они приехали накануне вечером.
По крайней мере, это было что-то. Может быть.
«Перестань беспокоиться», — сказал Николай.
«Как это возможно?»
«Просто продолжай заниматься своим делом».
«Ты пытаешься справиться со мной, Ник?»
Он усмехнулся себе под нос. «Я сделаю это, если ты не вытащишь голову из задницы. Я знаю, что ты хочешь сжечь город, но это не принесет тебе никакой пользы. Пусть все само собой разрешиться. Наберись терпения».
Я смеялся, пока не услышал смех, доносящийся из-за двери моего внешнего офиса. Когда я двигался к французским дверям, я также услышал музыку.
Если быть точным, то это хэви-метал.
«Будь я проклят».
Николай присоединился ко мне, выглянул и увидел то же, что
