— Ну и что? Что ты за него так переживаешь? — не понял Андрей.
— Ты Витьку Кривова, Кривличенко, хорошо знал? Последнюю любовь Машки-поломойки? — напомнил Павел.
— Нет, так, видел пару раз в зверинце. Он тогда в кабаке какую-то разборку устроил, в баре половину бутылок переколотил, за это ему, по-моему, и дали тогда лет пять.
— Вот-вот! Это как раз я его сажал в тот раз. Он левша, это я тогда еще заметил. И когда мы его у Машки нашли, на левой руке Кривого был перстень с мордой орла. Такая типично зэковская работа.
— Так ты думаешь, что этот козел и там побывал? — начал догадываться Андрей.
— Наверняка. По всем приметам он, вспомни показания Верстаковой. Зря, что ли, он отстреливался до последнего?
Колодников поднялся с бревен, издалека оценивающе осмотрел бандита и кивнул:
— А действительно, похож он на портретик, нарисованный Анной Тимофеевной.
Ну что, сейчас его крутить будем или очную ставку устроим?
Зудов махнул рукой.
— Никуда он не денется. — Затем признался:
— Устал я сегодня. День просто бешеный. Сплошная беготня. Не люблю я этого.
Лишь к вечеру вернулись в Кривов, кто в камеры, а Бош и Ашот в больницу под надзором двух милиционеров. При неудачном приземлении в ангаре Айвазян сломал ногу. Пришлось прямо к управлению вызывать «скорую помощь».
Но перед этим Колодников попросил армянина об одной услуге. Подойдя к санитарной машине, он жестом тормознул врачей и уселся рядом с больным.
— Ашот, раз уж так пошло, сплошная невезуха, окажи мне услугу. Скажи, у кого ты купил те два пистолета?
Айвазян, лежащий на носилках с закрытыми глазами, ответил безропотно и безнадежно:
— У Рамиза Алиева, у него киоск «Алия» на рынке.
— Спасибо.
Только успела «скорая» уехать, как подъехал патрульный «жигуленок», и из него вылез довольный, торжественный, как на параде, Мазуров. Из машины он и Колесников деловито извлекли невысокого, полного кавказца лет пятидесяти в наручниках.
— Знакомьтесь, Рамиз Алиев, наш гость из Баку, — представил он пленного. — У него на складе был целый арсенал.
— Молодец, Иван Михалыч! — Андрей хлопнул его по плечу. — Здорово ты меня разгрузил. И как ты его вычислил?
— Агентура. Я же говорил тебе, то, что знают двое, знает и свинья, — засмеялся сияющий Мазуров.
Препроводив задержанного в отдел и оставив Ко-лесникова сдавать реквизированное оружие, они вышли на крыльцо и закурили.
— Ну что, как у тебя, все прошло нормально? — спросил Мазуров. — Слышал уже, что ты всех.этих братков с рынка пересажал.
— Да нет, не всех, — Колодников недовольно качнул головой. — Парень один погиб, патрульный. Из Казахстана только приехал. И по моей вине. Не смог организовать все как надо. А тут еще одна головная боль.
— Что стряслось? — удивился Михалыч.
— Юрка где-то в Лугах с «грибником» кувыркается. Подняли всех на ноги, половину личного состава отправили на поиски, но Луга — это Луга, сам знаешь.
— Да, это может затянуться надолго, — согласился Мазуров. — Если только Юрка сам о себе не позаботится.
Глава 46
Когда первый шок прошел, Юрий решил, что надо что-то делать. До обостренного слуха донеслись какие-то отдаленные голоса, смех и что-то еще, до боли знакомое. А, радио. Этот звук напомнил ему детство, и Астафьев все понял.
— Стрелять не советую, — сказал он своему палачу, — рядом пионерский лагерь, могут услышать. А там есть телефон.
Пахомов чуть скосил глаза, прислушался и усмехнулся:
— А ты что думаешь, я тебя по-другому убить не смогу? Это просто, Юра, очень просто. Чтобы убить человека, порой не нужно никакого оружия, просто надо иметь большое желание и кое-какие навыки.
Астафьев, содрогаясь, вспомнил, как его собеседник одним движением руки свернул шею Антонине, и холодный озноб пробежал по спине. Пахомов, похоже, понял его состояние и снова усмехнулся. Неизвестно, что бы произошло далее, но в этот момент где-то совсем рядом прорезался гомон детских голосов. Висок Юрия перестал ощущать холод жесткого дула, и тут же на другом конце небольшой полянки показался целый выводок детворы, чел о век двадцать. Всем им было лет по десять. Судя по панамам, тощим рюкзакам и счастливым лицам, отряд возвращался из похода. Вела детей хрупкая, русоволосая девушка.
— Не растягиваться! — звонко крикнула она, оборачиваясь. — Юдин, ты что там копаешься? Догоняй! Лена, не отходи никуда, ты что, васильков не видела?
— Юра, не дури, — сквозь зубы сказал Пахомов. — Дернешься, я всех их тут положу.
— Обижаете, Иван Матвеевич! «Деточкин тоже очень любил детей», — так же в полголоса процитировал Астафьев.
Пахомов спрятал автомат за спину.
— И откуда это идет такой дружный отряд? — весело спросил он. Его голос снова зазвучал добродушными, стариковскими интонациями.
— Из похода! — разноголосо загомонили потомки пионеров. — На Березовое озеро ходили! Там так здорово! И вода теплая! Лучше, чем на реке!
— А-а, вон вы откуда! Да, там здорово, — подтвердил Пахомов. — А что ж без песен?
— Устали все, — засмеялась девушка. — Вот к лагерю выйдем, тогда и запоем.
Курносая, с зелеными глазами и редкими веснушками на лице, в смешной белой панаме, она буквально светилась молодостью и беззаботностью. Юрий невольно забыл о своей гиблой ситуации и засмотрелся на юного вожатого. Да и девушка с большим интересом взглянула на симпатичного, высокого парня с глазами разного цвета, отнюдь, впрочем, его не портившими.
«Отец с сыном, — подумала она. — Хорошие люди, сразу видно».
На опушке она оглянулась, помахала рукой. Юрий также махнул в ответ, а его попутчик только улыбался, но, искоса посмотрев на эту улыбку, Юрий спустился с небес на землю. Это был уже взгляд жестокого волка.
— Хорошая девушка, правда, Юрий? — как бы с сожалением, а на самом деле с сарказмом заметил Пахомов. — Зажать бы ее одну где-нибудь в темном уголке.
— Что? — поразился Астафьев. — Вас и сейчас на прежнее тянет?
— Тянет, Юра, тянет. Ты даже и не представляешь, как тянет.
На этом Пахомов прервался и неожиданно сказал:
— Нет, парень, я тебя пока убивать не буду. Вдруг эта дура сейчас стуканет про нас, не со зла, так, просто из женской болтливости. Ты у меня будешь запасным вариантом на чрезвычайный случай. Поработаешь разменной монетой.
Вперед! — И он толкнул Юрия стволом в спину.
Шли они так довольно долго. Пару раз Пахомов его останавливал, прислушивался и, по только ему понятным мотивам, сворачивал в другую сторону.
