труда слышала каждое слово:
– Не желаю, чтобы под моей крышей ночевали ниггеры, если только они не работают на меня, – бушевала Полли.
– Ах, оставь, пожалуйста, – увещевал ее мистер О’Киф.
– И что же, они намерены спать в одной постели: белый мужчина и его негритянка? Я не потерплю греха в моем доме, Генри!
– Прекрати, Полли! Рубин наш гость, и ты сделаешь, как я велю. А теперь соберись и будь хорошей хозяйкой.
* * *
Обед был великолепен. На десерт подали нежный апельсиновый пудинг. Когда трапеза подошла к концу, я сказалась усталой после долгого путешествия и удалилась в отведенную нам комнату. Спальня оказалась достаточно просторной; здесь стояли высокая кровать, мягкие стулья и изящный туалетный столик с резной панелью. Переодеваясь в шелковую ночную сорочку, также предоставленную хозяевами, я слышала громкий смех Тюремщика, доносившийся с террасы позади дома. Без сомнения, Лапье хорошенько приложился к бутылке и теперь с удовольствием попыхивал трубкой, болтая со старым приятелем. Но где же мой сын? Я напрягала слух, пытаясь понять, о чем говорят мужчины, но из-за оглушительного стрекота цикад не могла разобрать ни слова. В тот момент, когда я наконец улеглась в постель, дверь отворилась и в комнату ввалился Тюремщик. Он небрежно скинул одежду и, скользнув под одеяло, потянулся к подолу моей ночной сорочки. Я закрыла глаза, надеясь, что ему не потребуется много времени, чтобы утолить свою похоть.
* * *
На следующее утро после завтрака Генри О’Киф предложил осмотреть усадьбу.
– Что же, приятно будет немного размяться перед возвращением домой, – согласился Лапье.
Я последовала за мужчинами. Когда мы шли мимо кухонной пристройки, я заметила мелькнувшую в окне Полли. Если эта женщина управляет домом так же, как это делала миссис Дельфина, то сейчас она начнет дотошно изучать меню и мучить кухарку бесконечными придирками. Генри показывал нам различные хозяйственные постройки, а я притворялась заинтересованной. Затем мы подошли к конюшне.
– Вот мой Золотой Амулет. Полюбуйтесь. – О’Киф указал на рослого коня с темной бархатистой шерстью. Генри просто распирало от гордости за своего красавца.
Я подошла ближе и заметила мальчика, согнувшегося возле передних ног лошади. Монро! Пришлось прикусить губу, чтобы не закричать при виде сына.
– Твой мальчишка очень помог мне с Амулетом, – заявил Генри. – Ты по-прежнему не хочешь продать его? Настолько хорошо управляться с животными в таком юном возрасте – тут нужен настоящий талант!
Монро поднял глаза, но не посмел не только подбежать ко мне, но даже показать, что мы знакомы. На сыне были бриджи, которые я когда-то сшила ему, а рубашку из грубой холстины ему, вероятно, выдали уже здесь.
Прежде чем ответить приятелю, Тюремщик взял меня под руку.
– Пока продавать его я не намерен. Но как знать, всякое может случиться. Я буду иметь в виду твое предложение. Пойдем, мальчик, – позвал он.
Монро поднялся, отряхнул колени и вышел из конюшни, держась в нескольких футах позади нас, как и полагается рабу, следующему за господином. Во дворе перед домом стояла коляска. Хэмп помог нам сесть в экипаж, и только после этого Монро забрался на козлы рядом с кучером. На крыльце появилась Бетти с двумя корзинками, полными провизии. Одну из них служанка отдала Хэмпу, вторую протянула мне.
– Миссус Полли желает вам счастливого пути, – пробормотала она.
– Пожалуйста, передайте ей мою благодарность, – ответила я.
Хэмп взял поводья и щелкнул языком. Лошади тронулись, и коляска покатила по длинной подъездной аллее.
Чувствуя облегчение оттого, что Монро снова со мной, я тем не менее не могла отделаться от тревожных мыслей: как с ним обращались на плантации Генри О’Кифа? Мне хотелось усадить сына рядом в коляску, прижать к груди и утешить после всего, что ему пришлось пережить. Но я понимала, что этим только усложню и без того непростую ситуацию, в которой оказался Монро.
К тому моменту, когда мы добрались до тюрьмы, солнце уже скрылось за городскими крышами. Наше путешествие ясно показало, какое будущее ждет нас с сыном.
Коляска въехала во двор. Тюремщик взял мою руку, поднес к губам и заглянул мне в глаза.
– Будем считать наше путешествие окончательным примирением. Начнем все сначала, дорогая. И отныне никаких ночных похождений. Если ты снова ослушаешься, я продам мальчишку первому же, кто предложит хорошую цену.
– Благодарю за то, что пощадил моего сына, – ответила я, ни на секунду не усомнившись в серьезности его намерений. Но также я знала, что сама не сдержу слова.
Глава 37
Кумбайя[30]
Появление в тюрьме Эссекса и последовавшие за тем события совсем не оставили времени на посещение церкви. Но вскоре я поняла, что скучаю по воскресным выходам в город, по красивому пению хора и сердечным, полным тепла и надежды проповедям пастора, а также по вере в то, что Иисус придет в нашу жизнь и все исправит. Поэтому, когда подошло очередное воскресенье, я настояла на том, чтобы отправиться в церковь. Тюремщик разрешил взять девочек – всех, кроме Бёрди. Помимо Монро, которого никогда не выпускали за пределы тюрьмы, одна из дочерей Лапье всегда должна была оставаться при нем: это гарантировало, что я не сбегу с остальными детьми. Сисси поручили присматривать за Бёрди, и служанка пришла в большой дом вместе со своим сыном Даниэлем. А мы – Эбби, Элси и я со старшими дочерями – отправились на богослужение в сопровождении Хэмпа.
Девочкам нравилось рано утром собираться в церковь: надевать нарядные платья, завивать локоны, завязывать красивый бантик. Как только мы переступали порог церковного зала, они бежали на свои места в первом ряду, предназначенные для детей из богатых семей, а также для почетных гостей.
Я заметила Коррину Хинтон, которая одиноко сидела в одном из последних рядов, и скользнула на скамейку рядом с ней. Богослужение началось: заиграл орган, хор запел «Кумбайя».
– Добрый день, – шепнула я, стягивая перчатки.
– О, Фиби, рада тебя видеть, – кивнула Коррина.
– Я тоже. Так хорошо снова прийти в церковь – поддержать мою пошатнувшуюся веру.
– Что, тяжелые времена? – нараспев произнесла подруга, делая вид, что подпевает хору.
– Он продал Джули, – пропела я в ответ.
Коррина не повернула головы, продолжая смотреть вперед, но ее ладонь мягко легла на мои сложенные на коленях руки, и я почувствовала легкое пожатие.
– Жизнь бросает нас вверх и вниз, – чуть тише пропела она. – Впереди будет еще немало падений, но ты должна оставаться сильной.
– Коррина, мне нужна твоя помощь.
– Все, что в моих силах.
Песнопение завершилось, хор умолк. Молящиеся ответили возгласами:
