окраине Линкольн-парка, она, кажется, выходит из задумчивости.
— Куда мы едем? — Спрашивает она, глядя на фасад здания, как раз перед тем, как мы въезжаем на парковку внизу.
— Увидишь, — поддразниваю я, плавно направляя машину на парковку у лифтов.
Ее мимолетный взгляд выглядит скорее нервным, чем забавным, и я думаю, не переступил ли я слишком далеко за черту ее комфорта. Но когда я помогаю ей выйти из машины, она безропотно принимает мою руку.
Используя свой брелок, я вызываю лифт, который прибывает, чтобы доставить нас в мой пентхаус. Когда двери закрывают нас в маленьком пространстве, Сильвия прикусывает губу, не сводя глаз с двери.
Возможно, это была плохая идея.
Интересно, что рассказал ей отец после нашего последнего вечера вместе? В моем присутствии она чувствует себя совсем не уютно, не то чтобы я ее в этом винил. Но, похоже, она готова сбежать, хотя я так и не рассказал ей о своем поступке.
Когда двери лифта наконец открываются, я почти вздыхаю от облегчения.
— Добро пожаловать в мой скромный дом. — Говорю я, указывая ей дорогу.
Сильвия поджимает губы, осматривая мою квартиру.
— Ух ты, — оценивает она, окидывая взглядом современный декор, а затем захватывающий вид на Линкольн-парк и озеро Мичиган за его пределами.
— Не так уж и плохо, правда? — За время пребывания в Роузхилле я успел оценить свои апартаменты. — Но самое лучшее — это кухня.
Сильвия впервые за сегодняшний вечер полностью встречает мои глаза, и они задают сотню вопросов, каждый из которых выходит за рамки моего понимания.
— Пойдем. — Взяв ее за руку, я веду ее в просторную кухню, которая выглядит так, будто находится в доме с четырьмя спальнями и площадью в несколько тысяч квадратных метров, а не в двухкомнатной квартире.
— Ты… умеешь готовить? — Неуверенно спрашивает она, разглядывая мраморные столы карамельного цвета и белые шкафы. Она вздрагивает, словно понимая, насколько оскорбительно прозвучал вопрос.
Я хихикаю, не в силах сдержаться.
— Я научился нескольким трюкам, то тут, то там. А поскольку мне не разрешили взять с собой в колледж нашего личного повара, то я знаю, что делать.
— Хорошо, — говорит Сильвия, ее щеки окрашивает свежий румянец.
— Присаживайся. — Я жестом указываю на высокие табуреты под барной стойкой. — Хочешь вина?
— О, э…Нет, спасибо. — Сильвия опускается на табурет и следит за мной глазами, когда я начинаю передвигаться по кухне.
— Воды? — Я оглядываюсь на нее через плечо.
— Да, пожалуйста. — Она неуверенно улыбается мне.
Боже, как же я ненавижу эту напряженность между нами. Я знаю, что это полностью моя заслуга, и это болезненный контраст с нашей ночью в ботаническом саду.
— Значит, я буду смотреть, как ты готовишь для нас? — Неуверенно спрашивает Сильвия, когда я ставлю воду на стойку перед ней.
— Надеюсь, ты не против овощей на гриле и стейка. Это единственное, что я могу всегда готовить правильно.
Легкий смех прорывается сквозь губы Сильвии, и это шокирует, насколько хорошо он звучит. Напряжение в моей груди немного ослабевает. Я стараюсь поддерживать легкий разговор, пока готовлю еду. Но между нами все еще сохраняется невысказанное напряжение, и каждый раз, когда я умолкаю, Сильвия словно снова погружается в свои мысли. Это совсем не похоже на ту легкую связь, которую мы нашли в Нью-Йорке. Не то глубокое общение, которого мы достигли всего несколько недель назад.
Когда мы садимся есть, в комнате становится мучительно тихо. Сильвия ковыряется в еде, приступая к ней только после того, как я предлагаю ей что-нибудь еще.
— Нет, нет, — настаивает она, когда я спрашиваю, не нравится ли ей это блюдо. — Оно замечательное. Наверное, я просто не очень голодна. Поздний обед, — быстро добавляет она, и ее щеки краснеют, когда она отрезает еще один кусочек стейка и жует его.
Я больше не могу этого выносить. Я даже не знаю, с чего начать, но после всего, что я с ней сделал, мне нужно — признаться. Я должен рассказать ей правду, по крайней мере, чтобы она могла пойти на наш брак с широко открытыми глазами.
— Сильвия. — Я откладываю вилку и нож, отодвигая от себя недоеденный ужин.
Она приостанавливается и смотрит на меня, прежде чем сделать то же самое. Когда наши глаза встречаются, она нервно облизывает губы.
— Нам нужно поговорить.
Ее глаза становятся широкими, как у оленя в свете фар, а затем она кивает.
— Я согласна.
Я слегка наклоняю голову, услышав дрожь в ее голосе.
— Ты… хочешь начать?
Она заметно бледнеет.
— Нет, все в порядке. Ты первый.
Какая-то часть меня хочет, чтобы она высказалась, но я знаю, что это говорит трус во мне, голос в глубине моего сознания, воюющий с моим чувством вины и напоминающий мне, что, если я расскажу ей все, она никогда не захочет быть со мной.
Я киваю, опуская взгляд на колени и сглатывая узел, стесняющий дыхательные пути. Сделав укрепляющий вдох, я заставляю себя посмотреть ей в глаза.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, и я знаю, что тебе это не понравится.
Сильвия недоверчиво хмурит брови.
— Хорошо?
И прежде чем я успеваю передумать, я выкладываю ей все.
— Я не был честен с тобой — ну, то есть абсолютно честен. Потому что я… я… ну, манипулировал тобой с самого начала.
— Что ты имеешь в виду? — Спросила она, ее голос стал болезненно тихим.
— Мама отправила меня в Роузхилл, чтобы присматривать за тобой и твоей семьей, чтобы убедиться, что ты и они не попытаются выкрутиться из соглашения. Я был зол на всю эту ситуацию и поначалу вымещал злость на тебе, я уже говорил тебе об этом, и это правда. Но я не просто так ужасно обошелся с тобой. Я… устроил сцену в библиотеке, потому что знал, что это усилит напряжение между нашими семьями. Я заставил тебя опуститься на колени, чтобы проверить, как далеко я смогу зайти в твоем послушании. А в Нью-Йорке… — Я замялся, не в силах признаться в своем отвратительном преступлении против нее.
— Ты… хотел, чтобы те мужчины…? — Голос Сильвии дрожит от непролитых слез, и ее незаконченный вопрос пронзает мое сердце, как смертельный удар.
— Нет! Боже, нет! — Мое лицо искажается от отвращения, что она могла подумать, будто я способен на такое. Но разве я не оскорбил ее своим поступком? — Сильвия, я не должен был спать с тобой, потому что знал, что это заставит твоего отца отступить. Я лишил тебя девственности в ту ночь с намерением разрушить твои шансы найти другую пару.
Глубокая печаль наполняет ее глаза, и
