Эй, перестань голосить, твоя дочь спасена!
Стоило об этом сказать, как враждебная ци, заполнившая двор, рассеялась. Янь Хуэй схватилась за живот, согнулась пополам и уныло пояснила:
– Ее правда спасли. Твоя дочь в «Тереме забытых слов». Ей повезло больше, чем остальным лисам. Ты можешь пойти со мной повидаться с дочерью.
Душа треххвостой лисы присмирела. К этому времени она почти обратилась в злого призрака. Ее одежда была изорвана в клочья, длинные растрепанные волосы волочились по земле, а на посиневшем лице краснели две дорожки кровавых слез. Призрак демоницы неподвижно висел в воздухе и смотрел на Янь Хуэй, отчего у девушки еще сильнее заболел живот.
– Пойдем со мной. Если я солгала, утащишь меня в Преисподнюю.
Янь Хуэй не стала нырять под землю. С помощью Тянь Яо и под пристальным взором треххвостой лисы она тихо, шаг за шагом, добрела до «Терема забытых слов». Там девушка указала демонице на дверь комнаты.
– Вот. Твоя дочь должна быть там.
Не успела она договорить, как дверь отворилась и на пороге показалась Бай Сяолу.
– Сестричка Янь, ты… ты ранена? – встревожилась девочка.
У девушки потеплело на сердце, и она отвела глаза в сторону. Душа треххвостой лисы, едва не обратившаяся в злого призрака, медленно преображалась. Мать глядела на Бай Сяолу с неописуемой нежностью. Отчаяние, горечь и тяготы борьбы канули в прошлое, им на смену пришли облегчение и неприкрытая боль. Материнское сердце не могло не болеть. Вероятно, это была последняя встреча призрака демоницы с дочерью, ведь ее душу больше ничто не удерживало в мире живых. Треххвостую лису ожидало перерождение, а ее ребенка – житейские бури, с которыми сироте предстояло справляться самой. Черная ци треххвостой демоницы-лисы посветлела и очистилась. Душа скорбящей матери вернула себе прежний облик, в котором впервые предстала перед Янь Хуэй. Похоже, при жизни она была очень красива.
– Со мной все в порядке, Сяолу, – тихо ответила Янь Хуэй. – Я хочу тебе кое-что показать. Ты не против?
Бай Сяолу на миг растерялась, но все же кивнула. Девушка сжала кулак и поднесла его к лицу девочки.
– Внимательно смотри на кулак.
Та послушалась. Янь Хуэй медленно переместила кулак к глазам треххвостой лисы, и Бай Сяолу встретилась с матерью взглядом, словно смерть не сумела их разлучить. Из глаз демоницы хлынули слезы. Ее слышала только Янь Хуэй, но мать все равно прикрыла руками рот, боясь напугать ребенка.
– Спасибо тебе! – беззвучно рыдала она. – Спасибо тебе! Спасибо!
При этих словах кулак Янь Хуэй мелко задрожал. Девушка разжала пальцы: у нее на ладони плясала крошечная огненная лисичка.
– Это фокус такой, – пояснила Янь Хуэй.
Она не хотела, чтобы девочка снова пережила боль разлуки. Пусть Бай Сяолу пребывает в неведении, так для нее будет лучше.
– Сестричка Янь, ты лучше всех! – улыбнулась девочка.
Янь Хуэй кивнула:
– Мне пора к себе в комнату.
Тянь Яо наблюдал со стороны. Сегодня девушка не использовала магическую печать и заклинание призыва, поэтому он не мог видеть призрака треххвостой лисы. Но юноша понимал, что происходит, и не сводил глаз с лица Янь Хуэй.
– А у тебя есть мама, Тянь Яо? – спросила девушка, когда они вошли в комнату.
Юноша пожал плечами:
– Да, но я ни разу не видел ее.
– Хорошо, что мы можем сами позаботиться о себе, – пробормотала Янь Хуэй. – Но я все же немного скучаю по маме…
* * *
За ночь боль в животе поутихла, и поутру Янь Хуэй решила позавтракать. Она съела маньтоу и потянулась за второй булочкой, но тут же зажала рукой рот и бросилась к тазику для умывания. Ее стошнило. Девушке показалось, что она сейчас выплюнет желудок.
Скрипнула дверь. Оказывается, это Тянь Яо услышал в ее комнате шум и вошел. Увидев, что происходит, юноша нахмурился:
– Что случилось?
– Не… не заставляй меня говорить. – Янь Хуэй схватилась за живот и сползла на пол. – Живот скрутило…
Тянь Яо взял девушку за запястье, проверил пульс и помрачнел:
– Это не простая рана. Фэн Мин использовал магию.
– Без тебя поняла! – Янь Хуэй выдернула руку, кое-как поднялась с пола и уселась за стол. – Будь это обычная рана, я бы восстановила внутреннее дыхание за ночь.
Она взяла чашку с травяным чаем, но Тянь Яо быстро подошел и отобрал чашку.
– Холодный чай вреден для желудка.
Янь Хуэй устремила на юношу невинный взгляд:
– Но я хочу пить.
Тянь Яо не удостоил ее ответом. Вместо того чтобы отдать девушке чай, он взял блюдо с булочками и направился к двери. Янь Хуэй оторопела, а потом хлопнула по столу.
– Что ты делаешь? Верни мне еду!
Юноша, не оборачиваясь, толкнул дверь и вышел, бросив через плечо:
– Жди здесь.
Сидеть без еды и терпеливо ждать Янь Хуэй не умела. Прижав к животу руку, она поковыляла за юношей и догнала его уже на лестнице. Тот, видимо, решил, что ходьба Янь Хуэй не повредит, и двинулся дальше, не обращая на девушку внимания. Тянь Яо шел на кухню.
Время завтрака подошло к концу, на кухне готовились к обеду, но к стряпне пока не приступали, и юноша споро взялся за дело, умело орудуя кухонной утварью. Янь Хуэй прислонилась к дверному косяку, наблюдая за его действиями. Под ее пристальным взглядом Тянь Яо развел огонь, промыл и поставил вариться рис. Ловко почистил и разделал рыбу, в два счета удалив плавники и кости. Нарезал рыбу на мелкие кусочки, смешал с рубленым корешком имбиря, бросил месиво в котелок и залил водой, чтобы отбить рыбный запах. Переложил рыбу в котелок с рисом, добавил три луковицы и перемешал. Его движения были быстрыми и отточенными. Он ведь провел последние десять лет в глухом захолустье, где вынужденно обходился без магии, сам стирал и готовил еду.
Янь Хуэй следила за тем, как юноша деловито хлопочет над котелком, и с тоской вспомнила аппетитные маньтоу, которые готовил Тянь Яо в доме бабушки Сяо. В деревню на склоне горы Медного гонга явно не привозили деликатесов. Окажись в распоряжении Тянь Яо хорошие продукты, возможно, он дал бы фору толстяку Чжану с горы Утреней звезды… Каждый жест юноши был исполнен изящества. Тянь Яо выглядел статно и держался с достоинством, даже когда помешивал рис. Толстяк Чжан и в подметки ему не годится.
– Был бы ты женщиной, я бы взяла тебя в жены, – брякнула Янь Хуэй невпопад.
Лопатка в руке юноши заскрежетала по дну котелка, полного рисовой каши.
– Только мужчина вправе так говорить, – покосился Тянь Яо на девушку.
Разумеется, Янь Хуэй
