прикладываться къ плечику молодаго барина.
Телепневъ ясно видѣлъ, что бабинька ужь не та хищная бабинька, какъ въ былые годы, что въ деревнѣ она дѣйствительно „себя сократила^“.
Утромъ рано, на другой день, онъ отправился гулять въ садъ, и въ первой же густой липовой аллеѣ встрѣтилъ, сверхъ ожиданія Пелагею Сергѣвну въ неизмѣнной кацавейкѣ.
— Хожу каждое утро, проговорила она послѣ того, какъ онъ поцѣловалъ у ней руки, воду пью… это меня освѣжаетъ…
Телепневъ улыбнулся.
— Я вчера тебѣ не успѣла сказать… Вотъ ты уѣдешь, я въ этотъ годъ умереть могу… такъ я распорядилась на счетъ имѣнья… У меня кромѣ тебя нѣтъ наслѣдниковъ… Я это говорю не въ укоръ тебѣ; ты не промотаешь; опекунъ сказывалъ, что и пятой доли доходу не прожилъ… Похоронить меня тамъ, въ городѣ…
— Да вы, бабушка, почему же не думаете совсѣмъ переѣхать въ городъ?., кротко просилъ Телепневъ.
Бабинька долго не отвѣчала…
— Почему? спросила она и язвительная улыбка змѣйкой проползла по ея тонкимъ губамъ… Очень тебѣ благодарна, мой милый, за твое доброе предложеніе… въ городъ я съѣзжу, недѣльку-другую поживу; а поселяться опять въ большомъ домѣ не согласна…
— Телепневъ покраснѣлъ, и понуривъ голову, выслушалъ этотъ умный и ѣдкій упрекъ…
— Такъ ты, начала опять Пелагея Сергѣвна, мою волю теперь знаешь… все, что ты здѣсь видишь, будетъ твое… я изъ денегъ кое-что отдаю на богадѣльню, да по церквамъ… немного… Передъ смертью нечего ханжить, страхъ божій имѣю; да вѣдь Бога деньгами не закупишь…
Телепневу сдѣлалось очень неловко; но онъ не зналъ, какъ ему перемѣнить разговоръ…
— Ты, мой милый, пожалуйста для меня не стѣсняйся… тебѣ здѣсь скучно будетъ; навѣстилъ, денекъ прожилъ и до-вольно. Я тебя не гоню; но оно право такъ, ты умный мальчикъ, поймешь.
Е бабинька такъ на него взглянула, что онъ опять съ ней мысленно согласился. Ему дѣйствительно нечего было больше дѣлать… -
На другой день Телепневъ уже катилъ въ своемъ тарантасѣ по большой дорогѣ и лѣниво поглядывалъ на сонную фигуру Якова, клевавшаго носомъ на козлахъ. Онъ ѣхалъ въ гости къ Абласову въ уѣздный городъ А… зачѣмъ? Просто отъ скуки. „А тамъ, думалъ онъ, проѣду въ Москву, а можетъ и въ Петербургъ“… Особенно его никуда не влекло… Онъ чувствовалъ только, что такъ или иначе, еще 'придется много поѣздить, много жить и, во что-бы то ни стало, искать интересовъ!…
Долгій, долгій путь открывался передъ нашимъ юношей, и уже начиналъ страшить его своимъ однообразіемъ, какъ та большая дорога, обставленная безконечными березками, по которой подпрыгивалъ его тарантасъ!
„Господи, какъ скучно! почти вскрикнулъ онъ, подъѣзжая къ одинокой станціи… Хоть бы колесо сломалось!…“
Но колесо пошло своей дорогой…
Конецъ четвертой книги.
