ежемесячно ⅓ жалованья жене погибшего комиссара Уткина на содержание его сына: «В этом не может быть никаких колебаний. Прошу Вас принять меры и сообщить мне о результате. Надо оформить так, чтобы не нашлось толкователей, которые отменили бы это решение»[511].
В ВЧК – ОГПУ сотрудники обращались с различными просьбами частного характера. Так, 12 сентября 1922 г. секретарь Детской комиссии ВЦИК Назаров просил Дзержинского помочь ему в решении жилищного вопроса. Он проживал в квартире, которая ранее принадлежала начальнику милиции Корневу, после отъезда которого в порядке самоуплотнения вселился Назаров и Царьков с женой. Новые руководители Главмилиции старались выселить проживавшие там семьи. Назаров просил Дзержинского «оградить нас от этих притязаний и возможности быть выброшенными на улицу». После наведения справок квартира осталась за жильцами.
В отдельных случаях Дзержинский был снисходителен к проступкам чекистов, учитывая их молодость и порой непонимание той или иной ситуации. Так, 29 декабря 1922 г. он писал председателю ВЦИК М.И. Калинину: «Постановлением Коллегии ГПУ от 27/III с.г. был осужден на 6 месяцев лагерного заключения с лишением права работы в органах ГПУ бывш. секретарь предГПУ Украины Захаров Александр Осипович за дискредитирование Советской власти по I ч.109 ст. Уг. кодекса. Принимая во внимание, что Захаров А.О.– старый работник чрезвычайных органов, что уже самый факт содержания его под стражей является для него достаточным наказанием, что его действия, за кои он понес наказание, не связаны с его служебными обязанностями, а являются несовместимыми со званием чекиста и что Коллегия ГПУ поэтому не могла вынести никакого другого решения, как вышеупомянутое, считаю дальнейшее содержание Захарова А.О. под стражей излишним, a пoceму ходатайствую о его частичном помиловании в смысле освобождения его от отбывания наказания с оставлением в силе лишения права работать в органах ГПУ и карательных органах республики»[512].
5 января 1923 г. Президиум ВЦИК вопрос решил положительно. На следующий день Дзержинский просил Захарова «после поступления на новую службу уведомить его и выразил надежду, что тот поставит себе задачу искупить вину перед Республикой своей неутомимой работой в ее пользу и будет осведомлять об этом».
28 августа 1921 г. Дзержинский обратился в ЦКК РКП(б) по поводу письма И.М. Гадло: «Тов. Гадло работает в ВЧК очень давно, кажется, с начала 18 года. Товарищ, преданный делу. Но, к сожалению, при исполнении служебных обязанностей превысил свою власть, чего не сознает до сих пор. Из прилагаемого дела видно, в чем обвинялся т. Гадло. Он послал своего подчиненного в кабинет ответствен. работника НКПС с тем, чтобы тот дал в продолжение часа письменные ответы. Не по обвинению его в чем-либо, а по анкете с вопросами, касающимися работы транспорта, топлива в частности. Вопросы, на которые можно было бы дать ответ только в результате подготовительной работы, подбора материалов и т.д. Превышение власти заключалось в том, что заставил ответственного работника отвлечься от его работы для незаконных и неумных требований.
Жалобу на меня нахожу несправедливой, так я слишком мягко наказал его за дискредитирование ВЧК, имея в виду его преданность делу. По правде, что он не знает, за что он наказан, я сомневаюсь, так как ко мне он не обращался с вопросом, а из самого заявления его видно, что знает.
Дело о нем мною было поручено вести т. Фельдману». 2 сентября 1921 г. ЦКК заслушала письменное объяснение Ф.Э. Дзержинского по делу И.М. Гадло и сочла вопрос исчерпанным[513].
Особое внимание Дзержинский обращал на примерное поведение чекистов, имевших заслуги в борьбе с контрреволюцией. 15 июля 1923 г. он писал Г.В. Хрусталеву: «Заслужили на суровое наказание. Вы должны были быть для всех образцом по Вашей работе в ВЧК и по боевым заслугам. Если Вы себе позволяете, то все остальные тем более будут себе позволять. Тогда ГПУ надо будет разогнать, ибо не польза, а вред от него будет. На этот раз наказание отменяю, надеясь, что Вы слово свое сдержите»[514].
Глава ведомства госбезопасности защищал сотрудников от клеветы и нападок. Он считал, что при начале разбирательства по любому вопросу необходимо «прежде всего выяснить вполне лицо заявителя со стороны его наличности партийности, честности, ибо очень часто заявители оказываются анонимами или лицами, абсолютно не заслуживающими доверия, а между тем, давая ход таким очень часто клеветническим заявлениям, дискредитируются честные товарищи и люди»:
– По делу обвиняемых П. Кобозевым руководителей НКПС, которые будто бы мобилизовывали коммунистов «в наказание за обличения на фронт, оказалось, что это клевета, основанная исключительно на заявлениях анонимов, что не было Кобозеву известно только потому, что не выяснил и не проверил лиц, подписавшихся под заявлением». Дзержинский распорядился издать циркуляр, в котором указать, что «всех клеветников и обвинителей без достаточных данных наказывать самым беспощадным образом… Приказ этот должен быть распечатан и прочитан ответственными работниками и следователями ЧК»[515].
«Ввиду распространяемых слухов о жизни члена оперативного штаба боевого отряда ВЧК С. Чернова, порочивших его, 14 мая 1918 г. просил назначить расследование в спешном порядке, поручив это коллективу фракции большевиков…»[516]
Во время чистки в РКП(б) сотрудником НКЗема Юркиным были высказаны замечания в адрес А.Х. Артузова. 22 июля 1921 г. Дзержинский обратился в НКЗем, к Козыреву: «Прежде чем пересылать прилагаемое заявление в ЦКК, я думаю обратить на это дело Ваше внимание, т. Козырев. Тов. Артузов (Фраучи) честнейший товарищ, и ему не могу не верить как себе. Просил бы Вас принять меры для того, чтобы положить конец описуемым безобразиям Юркина. Уведомите меня, пожалуйста, как Вы решили поступить по этому делу»[517]. ЦКК не приняла во внимание замечания Юркина, и Артузов сохранил членство в партии.
– 12 июня 1924 г. писал некоторым членам коллегии: «Согласно предложения т. Сольца, прошу войти в комиссию под председательством т. Сольца для детального расследования жалобы т. Некваса на т. Дукиса и порядка и условий содержания в Бутырской тюрьме»[518]. В тот же день он направил письмо в ЦКК А.А. Сольцу: «Дорогой товарищ! Дукис – преданнейший делу товарищ. Против комиссии и ее состава не возражаю. Но когда вся уголовная шпана устроила концерт на весь квартал, мы дали распоряжение принять все необходимые меры воздействия для прекращения безобразий. Вопрос шел не о голодовке, а о неслыханном кошачьем концерте. Тюрьма – тюрьмой. Расследовать жалобу безусловно нужно, но я Дукиса знаю и спокоен за его судьбу, он преданнейший член партии, не рожденный тюремщик»[519].
Важнейшее значение в работе чекистов придавал умению руководителя использовать предоставленные ему
