и тогда целительница Марианна, которая спасала её тогда у Фредова брата дома, магически отчистила с её платья пятна от краски, от травы и веток, и местами ещё от земли. Ещё у Юмы порвался чулок, но она надеялась, что под платьем этого не видно, и можно сейчас не уходить и не переодеваться.
И хорошо, что Юма никуда не ушла, потому что вернулись садовники и рассказали, что спасли всё, что нужно было спасать сегодня. А Лаванда, хоть и радовалась, что всё получилось, всё равно расстроилась, и тут папа выдал — сказал, что она самая лучшая на свете и позвал её замуж.
В ту минуту Юма передумала кучу всего — что, наверное, это ничего не изменит в их жизни, той, какая у них уже сложилась, и что лично ей от того хуже не будет, потому что Лаванда добрая и хорошая, и родители у неё тоже хорошие, и друзья, а Трофей вообще вне конкуренции. Но Лаванда молчала — и Юма даже испугалась, неужели они с папой для неё не так уж и годятся? Может, у папы не самый устроенный в мире дом, а Юма вечно вляпывается, но…
Но Лаванда сказала, что согласна, и Юма первая завопила и запрыгала — порадовалась за неё и за папу. Оказывается, у папы было с собой очень красивое кольцо, и камень в том кольце подходил под волосы Лаванды, и оба они просто светились от радости, и Юма поверила, что всё будет отлично.
А дальше ели, пили — кто вино, кто ещё что, а Юма с компанией только газировку, помня о дне рождения Фреда. И было весело. Правда, папа с Лавандой пошептались и сказали, что нормальное новоселье всё равно состоится, и они будут рады видеть на нём всех, кто сегодня здесь есть — в следующую субботу. Мама Лаванды огорчилась, что они уже уедут в Руанвилль, но господин Филибер сказал, что готов воспользоваться служебным положением и служебным же порталом, и доставить их сюда через неделю. Конечно же, все согласились.
А потом господин Филибер сказал, что им пора домой, и что госпожа Марта уже звонила — потому что потеряла сыновей. И подружка Стефа Лю тоже пискнула, что даже её мама уже пришла домой и тоже её потеряла. Оказалось, что её мама — повар в каком-то крутом ресторане, где готовят рыбу, и приходит домой поздно, а тут она пришла — а Лю ещё нет, и переполошилась.
И вот господин Филибер, Лю и мальчишки попрощались со всеми, и пошли к машине. Юма вышла с ними на крыльцо, и само собой получилось, что Фред отстал, дождался, пока они завернут за угол, и обнял Юму.
— Всё хорошо, да? — спросил он тихо.
— Да, — улыбнулась она. — Замечательно.
Он ответил крикнувшему из-за угла Стефу — иду, и уже сейчас, и поцеловал Юму. Смелее и решительнее. И Юма тоже осмелела и решилась, и целовала Фреда, и совершенно не услышала, как за спиной у неё открылась дверь.
— О, — сказал папа.
Юма мгновенно повернулась и закрыла Фреда собой.
— Папа, Фред замечательный!
— Господин Жервез, Эжени самая прекрасная девушка на свете! — разом с ней сказал Фред.
Папа посмеялся.
— Мне отрадно слышать, что все замечательные, но не торопитесь уж слишком, хорошо?
— Мы… не торопимся, — улыбнулась Юма как можно более дружелюбно.
А Фред вежливо попрощался с ней и с папой и побежал к машине господина Филибера.
Юма взглянула на папу.
— Фред сегодня меня спас. Я снова вляпалась, а он спас. И… мы поговорили. И нет, я не тороплюсь. Я всё понимаю, что мы ещё в школе учимся. Но люди и в школе встречаются, и ничего такого в этом нет, вот.
Папа смотрел — и, честно говоря, офигевал.
— Всё хорошо, правда. Пойдём, а то там тебя Лаванда потеряет, и гости, — Юма взяла его за руку и решительно потянула в дом.
38. Не в одиночку
38. Не в одиночку
Лаванда проснулась — и вспомнила вчерашний день, весь, как он был, от прекрасной Оперы до позднего вечера, когда все разошлись, и они остались втроём — Тео, Эжени и она. И Трофей.
Платье Эжени почистил кто-то из гостей, а вот догадаться внимательно посмотреть на собственное платье — это вообще не пришло Лаванде в голову. Уж конечно, такая ткань не предназначена для того, чтобы лазать в платье из неё под кустами, пачкаться в земле и кипарисовой смоле, и в листьях. Кажется, даже пара маленьких дырочек осталась от каких-то колючек.
Но что ж теперь? Зато это платье побывало в Опере, пережило разгром сада, а ещё — именно в нём она приняла предложение Тео. Так что — просто отнести его в магическую чистку, вдруг получится восстановить?
Приводить в порядок гостиную единогласно решили уже утром, и разошлись — Эжени с Трофеем наверх, а они с Тео ушли спальню. И наконец-то ей стало хорошо и спокойно — потому что она уверилась, что как бы дальше не повернулась жизнь, ей не придётся больше бороться с ней в одиночку. Потому что даже и мысли не возникло, что она будет справляться с разрушениями в саду одна, команда помощи и поддержки образовалась сама собой и мгновенно, и как же это было хорошо!
И вот сейчас в окно заглядывало солнце, а ей улыбался Тео. И ответная улыбка ползла на её лицо сама собой.
Наружу они выбрались очень не сразу, и нашли на кухне Эжени и Трофея.
— Привет, — сказала Эжени. — Какие у нас сегодня планы? Ну, кроме уборки в гостиной?
Она что-то писала в телефоне, Трофей же сидел рядом с ней на соседнем стуле и, кажется, заглядывал — что там она пишет.
— Я хотела проводить маму с папой, — сказала Лаванда.
О нет, они не договаривались вчера ни о чём, но папа сказал — отбывают после обеда. Лаванде хотелось поговорить с ними ещё раз, пока не уехали.
— Во сколько? — спросил Тео. — Сколько у нас времени?
Связались с папой, прикинули — что времени как раз хватит, чтобы убрать посуду в гостиной.
— Эти тарелки не влезут в нашу посудомойку, их слишком много, — смеялась Эжени.
— Их нельзя мыть в посудомойке, — покачала головой Лаванда. — Вся позолота отмоется. Руками, или магическая
