Пастернак (почти)
Хотелось бы мне сказать о моём герое: что весь он (сразу же) – стал тем, кто ныне он есть (аз есмь). Стал Николаем Перельманом, гением и победителем; но (очевидно же) – стал он собой совсем не сразу: не с самого начала, а задолго до него.
Ныне слишком вокруг человека наверчено всякого лишнего; чтобы вернуться к началу начал, мало (в этом самом начале) – просто прибегнуть к термину «аутентизм».
Который аутентизм (почти что состояние Адама – до грехопадения: всё дело в этом «почти») – это почти что насильственный (медицински определяемый) случай почти полного освобождения человека от плотских ограничений мысли.
Подобный случай – а ведь это словно бы обретение ангельского статуса (даже поболее: человек – по образу и подобию – выше ангела). Пусть он (мой Герой) – будет таким «почти что ангелом». Которому можно пасть, но должно опять подняться и стать человеком Николаем Перельманом.
Подобный случай – не зависит от человеческих хотений. Просто так «случается» – он становится «быть» (изначально даётся); причём – задолго до «всего»; вот как (не столь уж давно) – нам всем изначально дано было Царство Божье СССР; мы (тогдашние его населянты) – ничем не заслужили ни невиданных благ его, ни наглядных недостатков (разве что – памятью и верой предков).
Эта история о том, как в человеке мог бы зародиться «такой» Николай Перельман (человек прозрения – в своём несовершенстве почти совершенный), а в в обществе (почти неизбежного грехопадения) – Царство Божье СССР: в идеале – земное «общее жити’е» (см. монастырские уставы); эта история и о том, как именно всего этого не происходит; итак – перед нами «просто» изначальный человек.
Хотелось бы мне вот ещё что ещё сказать о моём Герое: он в этот мир пришёл за земной мудростью и увидел, что давали к ней в придачу земные же глупость и старость. Хотелось бы ещё раз (и не раз) – почти что избавить его от подлости и глупости, и от невежества… Но тогда эта история была бы просто историей падшего ангела, а не восходящего человека.
И не происходила бы она (эта завершающая – ещё до всяческих начал – история) в городе Ленинграде. Причём – не в моём привычном нынешнем Санкт-Ленинграде противоречивой, могучей и одинокой России, а именно в тогдашнем советском Ленинграде позднего СССР (государства, у которого было много неверных друзей, в отношении которых оно – не совсем невежественное, но – наивное, сильно заблуждалось).
Хотелось бы нам всем – не заблуждаться. Но это практически означает – не жить (не блудить по поверхности Истины).
И всё же (чего уж) – не заблуждаться хотелось бы.
Потому – вернёмся к предположению: перед нами история ангела, падшего из Царства Божьего (на небе) – в Царство Божье (на земле).
Можно соглашаться, можно не соглашаться. Но придётся ещё раз (и не раз) определить начальный посыл: реальный аутентичный СССР (согласитесь) – не что иное, как попытка построить руками людей Царство; а что до сопутствовавших этой вавилонской стройке смертей, то ведь и без неё (этой «бесперспективной» стройки) их было в избытке.
То есть и в Царстве Божьем СССР со Смертью (персонифицированной, обладающей «личностью») – обстояло так же как и везде (предположим: в преисподней альтернативе – какой-нибудь Вавилонии заокеанной); Смерть (как отдельная личность – для каждой отдельной личности) словно бы и была, но (в виртуальности идеологий) – её словно вовсе не было.
Конечно, русскому человеку любой национальности («я русский человек грузинской национальности» Иосиф Сталин) приходилось за свою жизнь и смерть не раз и не два умирать и воскресать – это наша вековая традиция.
Разве что в Царстве Божьем СССР всё это сопровождалось поверхностным атеизмом. Который не отрицал того факта (сформулированного ещё фельдмаршалом Минихом): даже сам по себе этот поверхностный русский атеизм управлялся непосредственно Богом.
Ведь у Бога мёртвых нет, ибо все живы: это всем известно, но – не все это поняли.
Поэтому каждому (кто в Смерть поверит) – предстоит провести в ней (и с ней) всю свою бес-смертную жизнь: пребывая в пред-смертии.
Хотя (именно что находя себя – только в пред-смертии) со стороны человека (пред-смертного) порою получаются опасные душе спекуляции (единственно в невидимом реальные: прозрением, познанием и не-знанием).
Казалось бы, в этом позднем Царстве СССР отсутствовали спекуляция (смыслами) – всё это законодательно запрещалась, но – оное «добавление» цены к изначальной стоимости» (как и во всём прочем – почти что свободном от совести – мире) присутствовало во всём.
Разумеется, это «добавление» было основано на унизительной для людей и весьма лукавой лжи: что у них «есть» жизненная необходимость в большем, нежели им для жизни души достаточно.
Кто из нас тогда понимал, что всё это – унижение (почти уничтожение) живой души? Почти что немногие. Которые к тогдашним (не всегда сиюминутным) «властителям дум» отношения не имели никакого.
Казалось бы, и в начальном, и в позднем СССР – у людей уже было «их достаточное», но они (часто спекулятивно – то есть даже в моём земном Царстве Божьем – противозаконно) хотели – именно что многожды большего «житейского»; им ещё только предстояло (как той старухе из пушкинской сказки) – вдоволь нахлебаться непоправимо грядущей душевной пустоты из разбитого корыта.
Предстояло увидеть, как на башне Кремля спускается красный флаг СССР.
Желая «такого» большего, советские люди (как и вообще – все люди) не только торговали – собой, а ещё и бездумно и безоглядно торговались (добавлялись друг к другу) – тоже собой; ничего особенно исключительного в этом не было: любые люди всегда жили взахлеб.
И никогда от торговли собой не отказывались те, кто полагал торговлю единственным средством земной коммуникации; и никогда ещё этот механизм коммуникации не давал сбоя… Кроме этого удивительного, когда-то описанного Хайямом, случая:
На базаре мудрствовать продавали. Старость предлагали к ней в придачу. Люди проходили, но не брали. Уходили молча, деньги пряча.
Итак: Царство Божье СССР. Итак: я. Которого – тоже я («другой я» – нынешний) сей-час
