постояльца – мужчина из Ноттингема и женщина, она из Лондона, кажется. – Он пролистал журнал: – Бриджет Монаген.
– О господи! Бриджет Монаген! Она же дальняя родственница Хозяина! – заорала я.
Дежурный сказал, что он сообщит Бриджет, что мы здесь, но она сама решит, хочет ли нас видеть, – по его опыту, такие ситуации всегда непросты. Когда он ушел, сестра Салим прошептала, что не надо пока ничего говорить про дела, касающиеся Бриджет Монаген, пускай с ними разбирается юрист.
– Не следует бежать впереди паровоза, Лис, – сказала она.
Ее английский и впрямь прогрессирует, подумала я.
Возникшая перед нами угрюмая Матрона выглядела вполне уверенной в себе. На ней были брюки и блузка из Сент-Мишель, из гардероба мисс Бриксем, я сразу узнала.
– Ух ты, – сказала я. – Вас и не узнать.
Матрона пошутила насчет «сайриты» – прически сестры Салим. Сестра осторожно сообщила, что леди Бриггс умерла. Матрона помолчала.
– И что, ради этого вы и приехали? Сообщить мне, что леди Бриггс умерла?
– Мы приехали забрать вас домой, Матрона.
Матрона напомнила сестре Салим, что та ее уволила, потому она больше не Матрона. А сестра Салим напомнила, что она никогда не была Матроной, если уж ей так хочется поспорить.
– Я уволила вас за вопиющую безответственность. Вы оставили беспомощного пациента посреди поля с овцами, вспомните.
Дежурный наблюдал за нами из-за стойки.
– Он не беспомощный, он испорченный старый ублюдок, – огрызнулась Матрона.
– Я вас уволила, но я не выгоняла вас на улицу, – продолжала сестра Салим. – Я ясно дала понять, что вы можете оставаться в своей комнате, пока не найдете другого места проживания.
– Ну вот я и нашла его здесь. Нормальное место.
– Вы вернетесь домой? – спросила сестра Салим.
Матрона пожала плечами. Дежурный продолжал наблюдать.
– Так едете или нет? – поторопила я. – Я хочу проводить маму в свадебное путешествие.
Матрона побрела в комнату и вернулась, с трудом волоча чаеварку и сумку. Мы возвращались в «Райский уголок» на «Озорном Мудаке», на ветровом стекле которого красовались два штрафа за парковку и уведомление, что транспортное средство подлежит эвакуации, если его не переместят в течение сорока восьми часов. Сестра просила меня составить компанию Хозяину в пикапе. Но я наотрез отказалась еще хоть раз в жизни садиться в эту развалину.
В «Райском уголке» Хозяин позвонил Джереми Хьюзу, не заскочит ли он побеседовать с Матроной/Бриджет Монаген.
Я опоздала проводить маму и мистера Холта, поэтому позвонила в «Белл Инн» в Мортон-ин-Марш, где они остановились на ужин и переночевать. Чудом меня соединили прямо с их комнатой, и я смогла поболтать с мамой, пока мистер Холт принимал ванну. Я рассказала, что мы вернули Матрону, и в двух словах объяснила, что Матрона оказалась той самой женщиной (вероятно), которой леди Бриггс завещала коттедж. Мама очень обрадовалась и передала Матроне горячие поздравления.
– Мы пока ей не говорили, – сказала я. – На всякий случай.
Мама все поняла и сказала, что новость действительно может вызвать шок и что надо быть готовым к неожиданной реакции.
– Это все равно что победить в соревнованиях, в которых и не знал, что участвовал, у нее может инфаркт случиться.
Джереми Хьюз сразу направился в хозяйский уголок, сопровождаемый Хозяином и Матроной, и сообщил о том, что леди Бриггс завещала коттедж. Он отверг глупости в виде кофе и сухих сливок. Поверенный желал поскорее покончить с делом и успеть домой к ужину, и это справедливо – вечер субботы, готова спорить, у них на ужин был стейк. Он именно такого сорта человек.
Сестра Салим, Эйлин и я подслушивали и готовились к «неожиданной реакции».
– «…Жить до конца дней, после чего коттедж возвращается в собственность Андерсена, кроме того, вы можете жить на доходы, получаемые отсюда, в случае, если обретете иное жилище», – бубнил Джереми Хьюз на своем адвокатском жаргоне.
– Погодите, я могу жить там, а потом чего? – спросила Матрона.
– Вы можете уехать оттуда и жить где-нибудь еще на деньги, получаемые от сдачи коттеджа в аренду, – в пансионе, например, если пожелаете, – уточнил Хозяин. – Или если возникнет нужда.
– А можно мне вместо коттеджа получить квартиру? – поинтересовалась Матрона. И Джереми Хьюз сказал, что нет, это невозможно.
Нервы мои не выдержали, и я вломилась в хозяйский уголок, где шла беседа. Мне необходимо было выяснить, немедленно.
– Матрона, – спросила я, – вы знали, что леди Бриггс – мать Хозяина?
Я сформулировала предельно четко, потому что была уверена – Матрона не поймет сути вопроса.
– Конечно, знала, – удивилась она. – А ты что, нет?
– Нет, я не знала.
– А чего тогда так к ней подлизывалась?
Джереми Хьюз взглянул на часы, и я вышла, предоставив им заняться делами. Я ненавидела Матрону.
Позже, после ухода Джереми Хьюза, мы отпраздновали возвращение Матроны и добрые новости для нее чашечкой кофе с ромом. Пациенты и персонал заглядывали поприветствовать Матрону и послушать байки о побегах, которые начались для нее еще в юности. Нам пришлось выслушать некоторое количество исторических фактов и откровенного вранья, прежде чем она добралась до самого последнего приключения.
День все длился и длился, бесконечно, – даже описывая его, понимаю, насколько он выдался невероятным. Мне ужасно хотелось домой, но тут заглянули Гордон и Минди Бэнкс, и Гордон был настолько взволнован, что я задержалась послушать.
– «Райский уголок» без вас совсем не тот, – многозначительно сказал он Матроне.
Но та по-прежнему не собиралась быть с ним почтительной – она ведь видела, как он собственноручно мыл свою машину, облачившись в резиновые перчатки, а потому лишь равнодушно пожала плечами.
– Я слышал, вы угнали машину Берта, – хохотнул Гордон, имея в виду «Озорного Мудака».
– Одолжила, – поправила Матрона.
И рассказала, что сначала она намеревалась жить в «Озорном Мудаке», напротив пожарной части, Лонгстонскую библиотеку использовать в качестве гостиной, а завтракать в «Путешественнике» – у нее там имеется скидка – и стирать в их же туалете, где есть горячая вода и мыло «Камей». Но не сумела разложить до конца переднее сиденье «ровера», чтобы устроить нормальную кровать, и заявилась в приют Святого Мунго, назвавшись бездомной лондонкой.
Мистер Симмонс расхохотался.
– О да, это кресло хрен разложишь, надо как следует приналечь.
– Вы нашли в приюте свою подругу? – спросила я.
– Какую еще подругу?
– Вашу близкую подругу, ту, что не имеет ничего своего, кроме имени, которое вы никак не могли вспомнить?
– Ах, эта, я и позабыла про нее.
Матрона на удивление тепло отзывалась о приюте Святого Мунго и упомянула только об одном неприятном эпизоде, когда кто-то принял ее мягкую игрушку за крысу и швырнул в нее огнетушителем.
Я наблюдала за выражением лица Матроны, за ее пухлыми жестикулирующими руками, когда она вела свой бесконечный рассказ, и впадала в странную летаргию.
