Нет, Сантосу верить нельзя.
Он подумал о своих товарищах — как они прятались по хижинам, пока лил дождь. Клара вцепилась в него, когда он стал с ней прощаться, и ему пришлось вырывать свою руку из ее хватки, пока муж или кто-нибудь другой ничего не увидел, и когда он сделал так, то случайно ударил женщину в челюсть. Ее маленький ротик задрожал, и она убежала от него, зовя Джона. Интересно, подумалось тогда Томасу, далеко ли она уйдет в лес, прежде чем ей приспичит вернуться, чтобы предаться ежедневному «отдыху». Лицо Джона оживилось, когда его имя прозвучало из ее губ, и они вдвоем зашагали в лес, причем Клара оглянулась на Томаса и демонстративно взяла Джона под руку.
Томас отогнал от себя это воспоминание, но все же остался доволен, что ему, похоже, удалось вырваться из хватки Клары. Он попытался сосредоточиться на чтении. Жоаким избегал его, а когда Томас захотел сказать ему несколько одобрительных слов по-португальски, мальчик опрокинул тарелку с едой на стол и убежал. Томас слышал, как Антонио рычал на него, отдавая приказы, — может, джентльмен и попросил, чтобы мальчик составил ему компанию, но это не значит, что ему позволено бездельничать. Позже Томас обнаружил, что ботинки его начищены, а каюта — подметена.
Он вдруг подумал о том, что, хотя и провел в обществе Антонио уже несколько месяцев, они почти не общались друг с другом. Когда речь заходила о том, чтобы спланировать что-то или высказать пожелания в связи с задачами их экспедиции, Томас предпочитал, чтобы все за него решали более опытные компаньоны. Антонио в их жизни присутствовал постоянно и зримо, надежно защищал их с тыла, облегчая их существование, насколько это возможно, и Томаса не покидало чувство, что он всегда зорко следит за ними.
Однако наедине с ним у Томаса уже не было ощущения, что он в безопасности. За обедом Антонио разговаривал мало и часто наливал себе из бутылки прозрачный, крепко пахнущий напиток. Когда они закончили трапезу, он предложил Томасу выпить, и тот не смог отказаться — огненный напиток успокоил его измученные внутренности. Выпив, он приободрился и решил завязать разговор — вдруг удастся прояснить ситуацию и понять, что ему так не нравится на Амазонке в последнее время.
— Вы работали когда-нибудь с серингуэйрос, Антонио? С рабочими Сантоса на каучуковых плантациях?
— Иногда, — ответил тот. — Но я предпочитаю жить в большем городе. Кроме того, у сеньора Сантоса есть свои предпочтения в выборе людей, работающих на каучуке.
— Что это значит?
— Я начинал работать у него надсмотрщиком, но когда британцы купили часть акций его компании, он стал привозить людей из Барбадоса. Они же британские подданные. А что касается сборщиков каучука…
— Он нанимает индейцев для работы на своих плантациях.
— Так и есть. Сеньор Сантос нашел, что индейцы более… сговорчивые. В целом, они помогли ему добиться успеха.
— В целом?
— Лагерь, куда я привез вас, наверх по Тапайос…
— Он был заброшен.
— Да, племя мундуруки было уверено, что эта земля принадлежит им и что они могут собирать каучук, когда вздумается.
— И что с ними стало?
— Большая часть сбежала назад в джунгли.
— А остальные?
— Попытались сражаться. Сеньор Сантос до сих пор держит лагерь в тех местах, но ему там не рады. Ему еще повезло, что, навещая вас в лагере, он не получил дротика в шею. Но они, наверное, все же боятся его. Его люди, бригадиры и надсмотрщики, — вот уж кто доволен своей работой.
Он тихо засмеялся, обнажив желтые зубы.
Томас вспомнил капитана Артуро и его смуглых ребятишек. Его жену с умными и спокойными глазами. Возможно, Сантос был даже знаком с ним. Вдруг пугающая мысль посетила его, а следом за ней другая: не кто иной, как сам Томас, донес Сантосу о враждебности Артуро.
Томас еще глотнул своего напитка.
— А что слышно насчет пожара? В деревне?
— Какого пожара? — поинтересовался Антонио.
Веки его почти совсем сомкнулись, осоловелые глаза смотрели сквозь маленькие щелочки.
Такое поведение вызвало у Томаса неприязнь — ему не захотелось больше ни о чем расспрашивать. В памяти всплыл запах обуглившегося дома, горелое зловоние древесины и человеческого мяса. Он отвернулся от Антонио и вытащил последнюю сигарету. Сера на кончике спички должна спасти его от нахлынувших воспоминаний.
Весь первый день после возвращения в дом Сантоса Томас лежал в своей комнате, вставая только для того, чтобы выпить воды. Над головой работал вентилятор, отгоняя теплый воздух и принося Томасу некоторую прохладу. Шторы он держал закрытыми, и, когда сознание его уносилось в мир сна без сновидений, руки и ноги растекались по кровати, как сливочное масло.
К началу второго дня он стал чувствовать себя несколько лучше: тяжесть в шее и в плечах отпустила, и мысль о том, чтобы встать с постели, уже не изматывала так, как это было в лагере.
Антонио предложил составить ему компанию на время прогулки по городу, но Томас отказался, сказав, что в качестве сопровождающего возьмет с собой Жоакима. Антонио пожал плечами, словно желая сказать «как хотите», и Томас с облегчением понял, что тот не собирается настаивать.
Жоаким больше не избегал Томаса, но что-то угнетало мальчика, и выражение его глаз было совсем не детским. Он ходил рядом и молчал. Томасу не хотелось расспрашивать его о Джордже, чтобы не смущать беднягу, но и не только поэтому: при одной лишь мысли о том, что он видел в лесу, ему самому становилось стыдно — хоть сквозь землю провалиться. Мир, конечно, бывает жесток, но ему всегда казалось, что он сумеет прожить свою жизнь, не видя этой стороны медали. И он никак не ожидал, что Амазонка перевернет все его представления.
Улицы, умытые дождем, сияли аккуратно выложенными булыжными мостовыми и вычищенными канавами. Если бы не жара, можно было бы подумать, что он снова оказался в Лиссабоне, а не в городке посреди джунглей. После стольких недель, проведенных в лесу, вид проходящего мимо со скрежетом трамвая и запах шпал между рельсами казались просто неприличными. Женщины, которые шли по улицам ему навстречу, ловили его взгляд и смотрели на него с любопытством — и даже с жадностью. Он слегка касался шляпы в знак приветствия и шел дальше, помня слова Клары о том, что в каждом третьем доме здесь — бордель. Неудивительно, что женщины такими глазами смотрели на него — они надеялись заполучить его денежки. Судя по рассказам людей, вряд ли он мог бы позволить себе одну из них, даже если бы и захотел.
Из лавки донесся запах свежеиспеченного хлеба. Томас даже прикрыл глаза на мгновение, чтобы насладиться ароматом, после чего снял шляпу и нырнул в пекарню — Жоаким остался ждать его на улице.
Внутри было невыносимо жарко, и Томасу страшно захотелось снять пиджак. Бедный пекарь, затянутый в белую куртку и фартук, потел так сильно, что покупать у него что-либо расхотелось. Однако, заметив, что Жоаким смотрит на него, прижавшись лицом к стеклу витрины, Томас опять передумал. Он купил два круглых пирожных с заварным кремом — желтые, словно их только что покрасили краской, они обошлись ему дороже, чем целый обед в гостинице «Звезда и подвязка». Снаружи он передал одно из них Жоакиму, который не верил своим глазам, а сам вонзил зубы в другое. Тесто было нежным — оно слегка хрустело и таяло во рту; крем был сладким, но не приторным. Восхитительно. Они стояли на улице и уминали пирожные, причмокивая, тогда как все эти женщины, с осиными талиями, огромными грудями и широкими бедрами, обходили их стороной, поднимая выше свои зонтики от солнца, чтобы не сбить с Томаса шляпу. Мужчины в накрахмаленных воротничках и белоснежных костюмах, с огромными, как у Сантоса, усами бросали на него непонимающие взгляды, словно никогда в своей жизни не видели, как люди — взрослый и ребенок — радуются. Подчиняясь внезапному порыву, Томас решил купить газету, чтобы поупражняться в португальском языке.
