говорю, не пускаем птицу мы теперича!
— А раньше он как, тоже на каждый день города голубей расходовал?
— Не-е… Впервые такое. — старик задумался и почесал затылок. Только теперь ему это показалось странным.
— Ясно-ясно. А куда хоть передать хотел?
— Бездна знает, синьор! У церковных — птицы свои, особые. На кольцах вместо орбиты с плоскостью, или названия — какие-то длинные числа выбиты. В журнале у меня их тоже нет.
Вот так сюрприз! Кеншин словно ожил:
— И где их держат?
Смотритель покрутился, оглянулся и махнул рукой вдоль стены:
— Вон те все.
— У тебя внуки есть? — резко сменил тему степняк, направляясь к указанным стеллажам.
— Конечно! Мал мала! — счастливый дедушка (а может и прадедушка) развёл руками, изображая всё своё большое семейство. Похоже, он гордился количеством отпрысков. — А… а… при чём тут..
— Любишь внуков, да? — Кен просунул руку в первую клетку и свернул шею птице.
Меньше двух минут спустя все голуби с церковными кольцами были умерщвлены. Старика от этого тоже удар чуть не хватил! Впрочем, надо отдать ему должное — бледнел, дрожал, жмурился, но крику не поднял и препятствовать расправе над драгоценными пернатыми не стал.
— А со Шварцштайна есть голубь? — как ни в чём не бывало поинтересовался Кеншин.
— Нет. Городской врач его в том году выпустил, когда по плоскости чума пошла. — голос голубятника дрогнул, — Сгубил ты меня, синьор офицер. Мне теперь только с крыши прыгать.
— Никого я не губил! — совершенно искренне удивился наёмник. — От тушек избавься и скажи, что сбежали.
— Так то же не крысы, чтоб сбегать!
— Вот! Точно! Скажешь, что крысы поперетаскали!
— Не бывает тут крыс, синьор! На нашем острове издревле котов держат.
— Правильно. Это всё синьор Рим! Пробрался в голубятню и подушил бедняжек.
— И только церковных он душил, да!? — тщедушный дед аж руки в бока упёр. Деваться бедняге, конечно, было некуда, но возмутиться над таким кощунством — святое дело!
— Конечно. — как само-собой разумеющееся согласился степняк. — Сам посмотри, какие они все жирные. Не голубь, а утка самая настоящая! Наверняка им из храма и корм дополнительный выделяют?
— Выделяют. — легко подтвердил голубятник. — только Падрэ теперь из вашего Рима суп сварит.
Кен на это лишь отмахнулся:
— Не он первый…
* * *
Из центра города уходили по тёмным переулкам, бессовестно пользуясь раздолбайством карабинеров. Потом разделились: Кеншин пошёл домой, чтобы проверить все помещения на предмет новых сюрпризов, а Макс — в трактир, докладывать о благоприятном исходе разведки и попутной диверсии.
Отряд воспринял новости с воодушевлением, но без излишнего восторга. Обмывать маленькую победу над церковью не стали, да и не факт вообще, что священник имел отношение ко взрыву.
На место проживания наёмники пошли окольной улочкой по самому краю города. А дорогу им освещал пожар на одной из крыш центрального района. Горела голубятня. А за одно и непродовольственный склад.
Оставалось только надеяться, что старый смотритель поджёг всё так, чтобы не нанести лишнего ущерба. А ещё, что он догадался не отпустить голубей! Ну и, само-собой, умертвил их всех заранее.
* * *
— «Чёрная бригада»? Серьёзно? — Кеншин сидел за столом в обеденном зале и держал в руках благодарственный лист от мэра Орландо.
— Он сам это выдумал, я не при делах. — парировал Батя. — Ты что, в моей комнате рылся?
— Не рылся, а проверял. Чисто всё.
— Прекрасно. Думаю, что ещё некоторое время мы в безопасности…
Дальше командир отряда объяснил свои соображения.
Он был уверен, что поджог спишут на недобитки пустынников. А ещё, что за ним пошлёт мэр. Если имела место диверсия — значит точно понадобится профессиональная помощь.
Так и случилось! Не прошло и четверти часа, как прибежал посыльный. Он передал официальное требование прибыть в казарму. А неофициально — сообщил о высокой посуточной оплате услуг капитана.
Батя конечно же согласился и с истовым рвением бросился на защиту города! Спустя ещё час, на всех крупных перекрёстках и въездах в город стояли часовые. Улицы тоже не пустовали — для увеличения количества патрулей пришлось привлекать добровольцев из демобилизованного ополчения.
Стоит ли говорить, какой район столицы стал самым охраняемым и безопасным?
Именно! Окраина, где проживали наёмники, буквально кишела милицией! При таких условиях, даже профессиональный убийца бы дважды задумался. А тут, судя по растяжке — так, дилетант. Скорее всего, не сунется. Ну или попадётся, если совсем дурак.
Как и в прошлую ночь — дежурили посменно по двое.
И снова обошлось без происшествий.
Из интересного — Макс продолжил свои эксперименты. Он ещё раз пробовал залить древний пояс водой. Пузырей было куда как меньше, чем в прошлые разы. Можно сказать — толком и не было. Вот только уровень воды в ведре медленно опустился почти на четверть. Пришлось доливать ещё. Но после этого больше ничего не происходило.
Глава 28
На следующий день к мэрии пришла несметная толпа. Центральная площадь и все прилегающие улицы заполонил гомонящий люд. Три сотни, конечно… Записываться на профессиональную службу пришло никак не меньше трёх тысяч!
Люди и так пока не остыли по отношению к пустынникам. А тут ещё и ночной поджог с последовавшей милицейской активностью. Градус всенародного гнева снова взлетел до точки кипения!
Дополнительным катализатором послужил престарелый смотритель голубятни. Он чуть ли не почившей матерью клялся, что видел смуглых бородачей с факелами!
Тут же был и святой отец с послушниками… Эти наоборот, пытались урезонить горожан, выкрикивали какие-то лозунги о человеколюбии и ближнем своём. Но получалось у них так себе. Даже призывающий к мести голубятник пользовался у соотечественников куда большей популярностью.
Пока ситуация не накалилась окончательно и народ сгоряча не пошёл прочёсывать леса, на площадь вышел мэр.
Повторив вчерашнее объявление о призыве, он начал отсев добровольцев. Список критериев, само-собой, подготовил Батя:
В первую очередь в службе отказали карабинерам. Якобы, их главная обязанность — родину стеречь и за порядком следить, а не на войны летать. На самом же деле, наёмники просто помнили, как себя вели стражи порядка на чужом острове.
Следующими по домам отправили старшую возрастную категорию и всех женщин. А чтобы не мешались — с площади их выдворили в прямом смысле.
Между тем, толпа сократилась уже втрое.
Начался более субъективный отбор. В руках Орландо появились списки сержантов и наиболее отличившихся ополченцев. Имена выкрикивались в абсолютной тишине, и если названный присутствовал — он отправлялся в отдельный строй.
Когда бойцов набралось порядка полусотни, мэр перешёл к мобилизационным табелям.
Отличников военной подготовки набралось ещё полторы сотни.
Оставшуюся роту
