в Новосибирске, улица Академическая, дом 15, квартира 9, вместе с родителями. Студент Новосибирского государственного университета, переведен на пятый курс. Характеризуется положительно, приводов нет. В настоящее время находится по месту жительства. Новосибирск не покидал. Собирался в стройотряд, но вывихнул на тренировке ногу.
– Интересное кино… – задумался босс, – обнорский Феликс Неверов, не просто похож на новосибирского, он его копия. Он знает друзей детства, а те в свою очередь признали его. Откуда он свалился на нашу голову?
Глава 23
По адресу, указанному в записке, располагалось фотоателье с незатейливым названием «Фотоателье». В табличке на двери указывалось время работы с 11 до 18. На часах было сорок минут восьмого, но я уверено нажал кнопку звонка. Трезвонил пару минут с перерывами и это возымело действо. Зашаркали шаги и дверь приоткрылась.
– Чо надо? – неприязненно спросил небритый тип подозрительной наружности. – Закрыты!
– Я от Миши, – представился я.
– Так бы сразу и сказал, – тон типа́ сменился на любезный. – Милости просим. Ты Гриня?
– Гриня, Гриня. А ты Витек?
– Кому Витек, а кому Виктор Павлович! Пошли, щелкну тебя на фото.
Мы прошли в павильон, он включил свет и усадил меня на стул перед здоровенным ящиком с объективом, сам встал за ним и накрыл голову пыльной черной тряпкой.
– Голову чуть левее! Замер, птичка! Все, приходи завтра в это же время.
– Так быстро? – удивился я.
– А чего тянуть, дело налажено. Стой, как тебя записать-то?
– Э-э… – я на секунду задумался. – Григорий Орлов… Григорьевич.
– Может сразу Потемкин? – саркастически усмехнулся фотограф, проявив похвальное знание исторических персонажей. Ладно, Орлов, так Орлов, мне без разницы, хоть Кукушкин. Дату рождения, какую написать?
Немного подумав, я решил, что самая лучшая ложь, это полуправда и прибавил себе пару лет.
* * *
Вечером в баре играл магнитофон. Жались друг к другу местные влюбленные парочки, грустили транзитники, какая-то компания что-то отмечала. Фактически, это была такая лайт-версия ресторана, где можно выпить после закрытия магазинов и скудно, но дорого закусить.
Время было одиннадцатый час, я сидел за барной стойкой попивал коньяк и наблюдал за Зоей в ожидании окончания смены.
Она, кстати, наливала мне из отдельной бутылки.
– Те «Старкой» бодяжат, – непонятно пояснила на мое удивление, – Ну, «Старка» по цвету, как коньяк, а стоит в два раза дешевле.
Она уже изрядно замученная к концу смены, пыталась вразумить пьяного клиента желавшего продолжения банкета.
– Слушай парень, я тебе человеческим языком объясняю, через полчаса бар закрывается, ступай домой!
– Еще сто грамм коньяка! - требовал выпивоха.
– Хватит с тебя! И так уже лыка не вяжешь!
– Вот ты, красивая девушка… чо такая злая? Я тебе как девушке официально заявляю, я еще недобрал! – он с силой стукнул бокалом по стойке.
– А ну, выметайся немедленно! - повысила голос Зоя. - А то сейчас дядю Сережу кликну!
Дядя Сережа, могучий мужчина из бывших борцов, числился в баре подсобным рабочим на полставки. А на самом деле выполнял роль вышибалы. По вечерам он сидел за служебным столиком, потягивая минералку, время от времени оглядывая орлиным взором посетителей – не бузит ли кто. С бузотерами разговор был коротким, разом выставлялись взашей.
Угроза проняла пьяницу.
Не надо Сережу… – он полез за кошельком и шлепнул на стойку пятерку, – Лапушка, – проникновенно попросил он Зою, – еще писят и испаряюсь… сдачи не надо.
Хмыкнув, Зоя плеснула гуляке полсоточку, небрежно смахнув бумажку в кассу. Он опрокинул коньяк в рот, и тяжело сполз с высокого барного табурета.
– А ведь, наверное, семья есть, – укоризненно сказала Зоя, глядя ему вслед. – А он тут нахрюкивается.
Она обращалась ко мне, но клиент услышал и обернулся.
– У меня все есть, как у людей, - жена, дети, собака и кот-кастрат.
Зоя иронично усмехнулась.
– Кот у него… Домой-то сам дойдешь?
– Женщина, ты меня обижаешь! Я трезв, как стеклышко!
– Ага, вижу… остекленевший!
* * *
Поздним вечером, когда в баре уже шла уборка, мы с Зоей вышли в зал ожидания.
– Попробуем тебя устроить в подменный вагон… ну это купешки, когда линейный состав бракуют – подменяют. Чем тебе не отель? Жди здесь, карауль сумки, пойду поговорю с проводницами.
Вернулась она минут через пятнадцать с сумрачным видом.
– И что? – спросил я.
– Да что, что… проводники не дураки, шныряют по вокзалу бездомную публику на ночлег устраивают… рубль за ночь, считай полтос заработка. Все места заняты! Раньше надо было… а когда раньше, я работала…
– Зай… – сказал я застенчиво, – а может к тебе? Обещаю, приставать не буду, просто переночевать.
Она смотрела на меня долго. Ну, как долго – секунд двадцать. И сказала:
– Ладно. Поехали.
– А куда идем? – запоздало поинтересовался я, когда мы вышли на остановку общественного транспорта.
– Дежурный автобус, – пояснила Зоя. – Одиннадцать пятнадцать.
– Смеёшься? Пошли на площадь – такси возьмём.
– Такси к нам не ездят – глушь.
– Поедут, куда денутся! Три счетчика дам и поедут. Идем.
Она глянула на меня с уважением.
– Пошли.
* * *
Такси бодро катило по пригородному шоссе.
– А ты с кем живешь? – наконец додумался поинтересоваться я.
– С дочкой. Она сейчас в пионерлагере. И сестрой – она в рейсе. Домик от родителей остался. А муж свалил на север зарабатывать и с концом. Так мы и живем с Элькой. Эльвира – дочь моя.
– А родители?
– Умерли, – вздохнула девушка. – Сперва отец – он же фронтовик… капитан, батальонная разведка, как в песне: от Москвы до Берлина по трупам фашистским шагал… Ранения, контузии, то-се. В итоге осколок в сердце сдвинулся и все, а потом мама от рака мозга сгорела за полгода.
Я скроил сочувственную рожу.
– Дело давнее, – отмахнулась Зоя, – семь лет прошло – Эльке тогда год был.
– Подожди… а сколько тебе лет? Извини, конечно…
– А сколько дашь? – кокетливо прищурилась девушка.
– Я думал, лет двадцать четыре – двадцать пять. А тут оказывается, ребенку уже восемь.
– Двадцать девять.
– Вообще бы не дал! – сказал я почти честно, вызвав у неё горделивую улыбку.
– А тебе
