– Я поеду, – сказала она.
На первый взгляд Эбигейл выглядела неплохо. Она сидела на кровати, подпертая горой подушек, в полном сознании и с виду абсолютно здоровая. Только когда Бэт поравнялась с изножьем кровати и увидела левую сторону лица женщины, поняла, как велики ее увечья: сплошной синяк, глаз распух так, что был полностью закрыт. Но это еще не самое худшее. С полдюжины швов, идущих от лба до виска, неуклюже маскировали то, что было зияющей раной.
– О боже! – ахнула Бэт. – Что случилось, миссис Тил?
– Я упала, – ответила она без всякого выражения.
Бэт не сразу смогла собраться с духом, чтобы спокойно спросить:
– Хотите сказать, что это не он вас ударил?
Ответ Эбигейл занял еще больше времени.
– Он ударил меня, – призналась она, – но потом я упала. Ударилась головой о край журнального столика.
Она, по крайней мере, не солгала, пытаясь защитить мужа. Теперь она может выгнать его или уйти сама.
– Мы можем помочь вам, Эбигейл, – пообещала Бэт. – Сделать все, чтобы Ронни никогда…
– Это моя вина, – перебила женщина,
– Нет. Не ваша. Женщины часто говорят это, но…
– Знаю, что часто, и знаю, почему они так говорят, – перебила Эбигейл. – Выгораживают своих мужчин, но на этот раз я сказала правду.
– Но почему вы считаете себя виноватой?
– Я сказала Ронни, что Элис мертва из-за него.
– Погодите… что?
Неужели Эбигейл узнала что-то о смерти дочери?
– Почему Элис погибла из-за него?
– Я сказала, что во всем виноват он.
– Что он сделал? Эбигейл, если Ронни каким-то образом стал причиной того, что случилось с Элис, вы должны все рассказать мне.
«И рассказать, прежде чем мы арестуем невинного человека», – подумала Бет.
– Если вы знаете что-то, должны признаться ради Элис и себя тоже.
– Нет. – Она покачала головой, но тут же поморщилась от боли. – Вы не понимаете, Ронни не убивал ее и ни в чем не виноват. Я просто так сказала.
– Но зачем вам это, – недоумевала Бэт, – если все неправда?
– Потому что была зла на него за то, как он обращался с ней все эти годы, и хотела побольнее ранить. Но в ответ он ранил меня. Так что, честно говоря, виновата я, а он всего лишь раз меня ударил.
– Достаточно сильно, – покачала головой Бэт и показала на свое лицо, словно обозначая увечье, причиненное всего одним сильным ударом.
– Это выглядит хуже, чем есть на самом деле.
– Вам нужно бросить его.
– И уйти? Куда? И что делать? – бросила Эбигейл. – Ни нормальной работы, ни денег, ни дома.
– Тогда вышвырните его на улицу. Получите судебный запрет приближаться к вам. Ваше лицо – вот доказательство, которое потребуется. Мы на вашей стороне. И обвиним его в избиении.
– Думаете, мне хочется засадить мужа в тюрьму? Мы только что потеряли дочь, а вы решили отправить ЕГО за решетку? Он все, что у меня осталось.
– Вам повезло остаться в живых Эбигейл. Если вы останетесь с ним, откуда знаете, что этого не случится снова?
– Потому что я больше никогда не буду настолько жестока, чтобы обвинить его в смерти его собственной дочери. Вот так.
Бэт слушала возражения Эбигейл с растущей досадой. Страшно подумать, что женщина вернется к этому сплошному сгустку ярости. Возможно, особых вариантов у нее нет, но любой все-таки предпочтительнее жизни с Ронни.
У Бэт оставалась последняя карта, и она рассудила, что терять нечего.
– Я должна спросить вас, Эбигейл, – начала она, и женщина пристально на нее уставилась. – Ронни – настоящий отец Элис?
Плечи Эбигейл опустились, и на секунду Бэт поверила, что она скажет ей все. Но та ответила взглядом полнейшего отвращения и прошипела:
– Ты, сука! Как ты смеешь? Я только что потеряла ее! Потеряла свою девочку, а ты приходишь сюда, уверяешь, что на моей стороне, а потом спрашиваешь такое? Убирайся! Вон отсюда!
Теперь она вопила во весь голос. Бэт сжалась от ярости, звучавшей в крике женщины, и молча вышла.
Блэк не знал, чем заняться, пока проявляют пленку, и потому последовал совету лаборанта: пошел в столовую выпить кофе и тихо сидел в углу, погрузившись в свои мысли и молясь про себя, чтобы на пленке оказалось нечто важное, что обязательно укажет на убийцу. Но что, если там ничего не найдется? В этом случае им некуда двигаться дальше. Что, если изображения будут смазаны или людей на снимках никто не сможет узнать? Что, если они жестоко ошиблись и получат всего лишь несколько фото Элис и ее друзей, сделанных во время похода?
Из глубокой задумчивости Блэка вывел оглушительный грохот: молодой человек, работавший в столовой, уронил целую стопку грязных тарелок. Последовали шутливые поздравления от полицейских, обедавших в столовой, сопровождаемые ругательствами тех, кто еще не привык к неловкости парня. Послышался вопль: «Уволить жонглера!» – местный остряк, вероятно, предположил, что раньше никто такого не слышал.
Блэк заглянул в кружку. Содержимое давно остыло, и он понял, что не выпил ни капли.
– Не возражаете, если я присоединюсь?
Он поднял глаза. Перед ним стояла Бэт.
– Как там в больнице?
Она выдвинула стул и села напротив Блэка.
– Не слишком.
Она рассказала о реакции Эбигейл Тил на побои мужа и своем предложении уйти от него.
– Я уже навидался такого, и результаты всегда одни и те же, – вздохнул он. – Вы пытались, и иногда это все, что можно сделать. Может быть, когда у нее будет время все обдумать…
Но оба понимали, что Эбигейл Тил вряд ли изменит свое решение.
Бэт проверила время на телефоне.
– Как долго все это длится? – спросила она.
– Достаточно долго.
– Надеюсь, ваш парень не запорет пленку.
– Не запорет, – заверил Блэк, хотя сам далеко не был в этом уверен. Лаборант больше привык к цифровым камерам и исследованию крупных планов, а не снимков, сделанных старой пленочной камерой, да еще и с достаточно неудобного наблюдательного пункта.
– Будем надеяться, что у Элис Тил были хороший глаз и твердая рука.
Шло время, и они стали гадать, что задерживает лаборанта.
– Как по-вашему, может, что-то пошло не так? – спросила Бэт.
– Господи! – раздраженно выпалил Блэк, причем настолько громко, что сидевшие за соседними столами стали оборачиваться с вопросительными взглядами.
Бэт тоже от неожиданности подскочила, но поняла, что в его вопросе прозвучал не столько гнев, сколько досада.
