Отчасти это объясняется популистским контекстом текущего момента. Эмоциональный призыв обращен к тем группам избирателей, которые могут быть оправданы следующим рассуждением: они остались за бортом традиционной политики. Их чувства обостряются, когда они испытывают экономические трудности, являющиеся следствием ослабления социальных структур в результате закрытия фабрик и упадка городов. Это чувство может быть окрашено ложной ностальгией, поскольку в запомнившемся им прошлом, несмотря на все его лишения, жизнь воспринималась как более простая. Это была жизнь с ценностями, важными для этих сообществ.
Люди, оказывающиеся неспособными разобраться в простых причинах неблагоприятных обстоятельств, в которых они находятся в настоящий момент, с большей вероятностью обращаются к популистским объяснениям. В таких условиях невосприимчивые к запросам граждан элиты (которые, как считается, практикуют репрезентативную политику и извлекают из нее выгоду) могут быть слишком легко описаны как заботящиеся о своих собственных интересах за счет страдающего населения. Затем создается пространство культивации конспирологического мышления (что мы видели в главе 6), когда власти, рассматриваемые как воплощение «глубинного государства», не оправдывают ожиданий своих граждан. Тут-то социальные сети, пропагандирующие конспирологическое мышление, как раз будут утверждать, что их сообщения – это та информация и те точки зрения, которые не интересуют «большие» или «качественные» СМИ. Либо что такую информацию могли бы размещать только те СМИ, которые, согласно теории заговора, были подавлены властями. Таким образом, закрученная петля конспирологического мышления замыкается. Мы могли бы добавить вслед за Джорджем Оруэллом, что подобная «политика хаоса» связана с уменьшением той точности, с которой используется язык коммуникации: слова полностью отделяются от их значений. В руках беспринципного популистского лидера темная триада нарциссизма, макиавеллизма и психопатии ведет к бегству от рациональной аргументации. Это именно то, что компания RAND Corporation назвала «разложением истины»[210]. Подобный упадок можно определить по четырем признакам интеллектуального разложения:
● Рост разногласий по поводу фактов и аналитических интерпретаций фактов и данных.
● Размытие границы между мнением и фактом.
● Возрастающая подача относительной доли информации с точки зрения личного мнения и личного опыта. Как следствие – все более возрастающее влияние такого подхода.
● Снижение доверия к экспертным знаниям и ранее уважаемым институтам как источникам фактической информации.
Против такой моды на невежество выступает традиция рационального исследования, примером которой много лет назад был Фрэнсис Бэкон и ценности которой представляли мыслители, такие как Дэвид Юм и Адам Смит. Их ценности воплощены в традиции наблюдения и рационального анализа, ведущего к беспристрастному политическому суждению, настаивающему на целостности мышления.
Эволюционный биолог Роберт Триверс пришел к выводу, что явное стратегическое преимущество может заключаться в способности к самообману, поскольку таковая способность усиливает и способность обманывать других[211]. Если это так, то существует тревожная отрицательная обратная связь между аргументами, выдвигаемыми манипулятивным политиком, и внутренней ценностью этих аргументов. Растущей особенностью политических дебатов, уже отраженных в социальных сетях, является, к примеру, чрезмерное игнорирование экспертных знаний как якобы политически мотивированных, особенно когда речь идет о научном знании. Американский Союз обеспокоенных ученых (UCS) пожаловался на ежедневно поступающие доказательства того, что администрация Трампа подрывает давно устоявшиеся процессы информирования науки о государственной политике[212]. Часто люди возражают не против самой науки, а против того, как ее выводы влияют на их мировоззрение. И этому есть прецеденты. Вовсе не утверждения Галилея, основанные на его гелиоцентрической модели движения небесных тел, так расстроили Ватикан (в конце концов, Бог мог бы устроить так, чтобы движение планет вокруг Солнца казалось таковым человеку), а именно его настойчивость в отстаивании своего мнения. Даже во время церковного процесса Галилей бормотал себе под нос "Eppur si muove" – «А все-таки она вертится!»
Сегодня часто люди вроде активистов по борьбе с изменением климата возражают не против самого научного исследования, а против того, как его последствия влияют на их мировоззрение и идеологию. Но здесь я могу лишь повторить слова Галилея: «Я не чувствую себя обязанным верить, что тот же самый Бог, который наделил нас чувством, разумом и интеллектом, предназначил нам отказаться от их использования»[213].
Осуществление подлинной демократии требует как потока информированного мнения (включая критику существующего режима), так и участия в подлинных дебатах по этим вопросам. Хорошая новость заключается в том, что есть экспериментальные доказательства того, что можно противодействовать распространению дезинформации[214]. Здесь возможны два подхода.
Существует тематическое опровержение, когда дезинформации противостоят путем представления установленных фактов, и техническое опровержение, когда методы, используемые злоумышленниками, разоблачаются и применяются против них. Последний метод разоблачает такие уловки, как сбор разрозненных документов или фактов из контекста, которые используются для поддержки теории заговора. Первый метод также показал свою эффективность в экспериментах, хотя существует признанный риск усиления конспирологического мышления на том основании, что сама попытка опровержения показывает, насколько глубоко зашел заговор.
Существование эмоционального резонанса с тем, что больше всего волнует, – прямой путь к разумному моделированию будущего поведения. Возможно, здесь существует параллель с борьбой с террористами. Большинство закоренелых террористов Временной Ирландской республиканской армии в Северной Ирландии в конце концов согласились с мнением своего руководства во время длительного мирного процесса, что самый верный путь к их цели, то есть объединению Ирландии, лежит не в убийстве невинных, а в участии в политике и создании совместных международных институтов власти. Они не отказались от своей цели, но признали силу аргументов, что их террористическая кампания точно не приведет их к цели.
