Да поможет им вечный мир.
Кива знала причину болезни.
Олиша была права: в жидкости из пузырька содержалась родиола.
Но Олиша также и ошибалась, потому что родиола была не единственным ингредиентом.
В запахе, все еще щипавшем Киве нос, чувствовался горький миндаль с легким привкусом гниющих фруктов. Пряная родиола хорошо их маскировала – достаточно, чтобы неумелые лекари вроде Олиши и Нергала ничего не заметили, ни о чем не догадались.
Высокая температура, расширенные значки, мигрень, тошнота, диарея, сыпь на животе – обыкновенные симптомы для кишечной инфекции. А еще это побочные эффекты того, что пахло горьким миндалем и гниющими фруктами.
Призрянки.
Которую чаще называли Объятием Смерти.
Иммуностимулятор не был лекарством.
Он был ядом.
Заключенные не подхватывали болезнь. Ее им выдавали.
– Пора.
Кива повернулась от Олиши к двери. От потрясения все ее тело колотила дрожь.
– Где Наари? – с трудом выдавила Кива, увидев, как к ней приближается смотритель Рук.
Тот поднял темную бровь.
– А вы с ней успели сблизиться, я смотрю? Будь осторожна, лекарь.
Кива уставилась на него, перед глазами у нее все плыло от того, что она только что узнала. Она открыла было рот, чтобы сообщить Руку, но потом заметила надзирателей за его спиной: один вошел за смотрителем следом, а остальные встали в дверях, где прекрасно бы ее услышали. Кива вспомнила слова Олиши: «их ему кто-то другой вручил».
Не стоит сознаваться, что она что-то знает, по крайней мере до тех пор, пока Кива не уверится, что ответственного за это человека точно поймают. Олиша и Нергал были не более чем пешками в его игре. Безмозглыми, но все же пешками. Пока этого отравителя не нашли, Киве лучше держать язык за зубами. Нельзя вываливать Руку всю правду, особенно когда их подслушивают. В Залиндове сплетни распускали не только заключенные. Слухи активно плодились и среди надзирателей, а от них нередко доходили и до заключенных.
Действовать надо быстро, но тихо. Залиндов и так уже был пороховой бочкой. Если люди поймут, что болезнь на самом деле не болезнь… что их кто-то сознательно отравил…
– Что это у тебя? – Рук сверлил взглядом пузырек, зажатый в побелевших пальцах Кивы.
Кива призвала на помощь все спокойствие и, отдав яд Олише, сквозь зубы соврала:
– Ничего такого.
Рук прищурил глаза, и в Киве вспыхнула искра надежды. Смотритель видел людей насквозь. Наверняка он распознает ее страх, поймет, что что-то не так, потребует поговорить с ней наедине. Тогда Кива сумеет рассказать ему все без лишних ушей.
Но он промолчал, не заметив ни чувств, ни мыслей Кивы. Только повернулся и знаком велел ей следовать за ним.
– Пойдем. Нам предстоит прогуляться.
– Подождите! – не сдержавшись, крикнула Кива. – Можно с вами быстро поговорить? Наедине?
Рук даже не замедлился.
– Мы опаздываем. Поговорить можем после Ордалии.
– Если ты выживешь, – прыснул надзиратель, зашедший в лазарет следом за смотрителем. Он шагнул к Киве и от души толкнул ее вперед. – Шевелись, лекарь.
– Но…
– Иди давай, а не то мне придется тебе нести. – Он снова ее подтолкнул. – Выбор за тобой.
Кива сжала зубы, но послушно зашагала к двери, молча проклиная Рука за то, что он не заметил ее отчаянной попытки заговорить с ним.
В голове ее кружили мысли. Толкнувший Киву надзиратель, не переставая посмеиваться, догнал смотрителя и пристроился рядом с другими тюремщиками. На тропинке перед лазаретом к ним присоединились еще трое, но Наари среди них не оказалось. Киве неистово хотелось увидеть ее, поделиться новостями, ведь надзирательница, в отличие от смотрителя, наверняка прислушается и придумает, что делать дальше. Люди умирали от яда. Кто-нибудь должен узнать об этом, должен найти человека, стоявшего за убийствами, и предать его правосудию.
Сперва Кива подумала на Кресту. Раз к заключенным каким-то образом попадала ангельская пыль, то и другие средства они наверняка могли добыть. Тем более если речь идет о главе тюремных мятежников. Но… Креста вчера в таком бешенстве набросилась на Киву и заявила, что ее друзья заболевают и умирают. Если бы отравления были ее рук делом, вряд ли бы она стала ставить под угрозу жизни людей, которыми дорожила.
Скорее всего за этим стоял некто другой, кто преследовал иные цели, нежели запугать и настроить людей против друг друга, тем более что Креста и без яда это умела. Но тогда кто…
Смотрителя Рука окликнули, и Кива вынырнула из мыслей, остановившись вместе со всей небольшой процессией. Когда она обернулась, колени у нее чуть не подогнулись от облегчения. К ним приближалась Наари.
– Арелл, – проворчал Рук. – А я все думал, где же вы. Вы знали, что в лазарете сегодня никто не дежурил?
– С утра фургон пришел, – ответила Наари. – Мне сообщили, что за лазаретом присмотрят.
Смотритель поджал губы, но ответ его, похоже, удовлетворил, так как он тут же продолжил путь.
Кива осталась стоять, пока Наари не подтолкнула ее вперед, но даже тогда она старалась держаться как можно дальше от Рука и его свиты.
– Мне нужно с тобой поговорить, – одними уголками губ прошептала Кива.
– Тебе нужно сконцентрироваться, – так же шепотом ответила Наари.
Кива искоса взглянула на надзирательницу. Та была мертвенно-бледна, напряжена и явно чем-то озабочена.
– Это важно, – прошептала Кива. – Это по поводу…
Но затем она замолкла. Что-то не так.
Они держали путь не ко входу в тоннель, не к подземному водоему.
Они шли к воротам из Залиндова.
Все мысли о яде мгновенно вылетели у Кивы из головы, и на их место пришел страх. Она вдруг вспомнила, что сегодня ей предстоит пройти третью Ордалию, которая вполне могла закончиться ее смертью. До этого момента в Киве жила нервная уверенность, что ей придется переплывать водоем, и с энергетическим зельем Мота в венах она как-нибудь справится, но теперь…
Теперь Кива потеряла всякое представление, что происходит.
– Куда мы идем? – прошептала она.
Голос Наари был таким же мрачным, как и ее лицо:
– Не знаю, но мне это не нравится.
Киве тоже все это не нравилось. Но когда они следом за Руком прошли через ворота, мимо ферм и дальше вдоль рельс, Кива начала догадываться, куда они направляются.
Рот ее наполнился слюной. Киве до исступления хотелось поделиться узнанной правдой, так что она потянула Наари за кожаный рукав и прошептала:
– Это яд.
