открыла его на середине и вынула сложенный лист бумаги, который протянула Кэтрин.
— Я добавлю это к вашей покупке. Он назвал его одним из своих "шекспировских сонетов", и, конечно же, это было таким же бредом, как и всё, что писал старина Уилл. Если можно так выразиться.
— Можно, — разрешила Кэтрин, аккуратно разворачивая листок. — Бумага выглядит такой древней и так необычно пахнет.
— Да, как-то раз он нашёл коробку, набитую писчей бумагой прошлого века, и был просто в восторге. Как же он тогда сказал? "Старинная бумага, на которой я буду писать свои старомодные стихи", что-то в этом роде. Вы когда-нибудь читали Оскара Уайльда, мисс Уинтерс? Так вот, Джереми выражался в манере, напоминавшей мистера Уайльда. Он принадлежал к другому времени и был слишком молод, чтобы казаться таким старомодным, в этом и заключался его парадокс. И вот однажды его забрали у нас, но кто, как и почему, мы никогда не узнаем. Есть многое на свете, что нам неведомо, мисс Уинтерс, не сомневайтесь.
Женщина забрала наличные и протянула Кэтрин бумажный свёрток. Погружённая в свои размышления, девушка удалилась, прижимая к груди картину и листок со стихотворением. В такт счастливому биению сердца она легко шагала по мощёным улицам Кингспорта, а в небе за ней следовали смутные тени.
II
Она танцевала на тёмной воде, окутанная тенями и призрачным туманом, а высоко над ней вздымались силуэты отвесных утёсов Кингспорта. Солёные брызги морских волн окружали её лёгкой причудливой дымкой, в которой она могла различить очертания паривших фантастических тварей. Кэтрин вскрикнула, и те ответили ей приглушёнными завываниями. Она заплакала, ей хотелось увидеть бледные лица странных крылатых существ. Туман сгустился, окружив её плотной стеной, а затем потоком хлынул в задыхающийся рот и устремился к измученной душе. Она превратилась в такое же существо, парившее на волнах эфира.
Кэтрин проснулась от шума северного ветра, бившегося в окно её спальни. Она застонала ему в унисон, не желая стряхивать с себя остатки сна, но ветер был настойчив. В конце концов, она выбралась из постели, пошатываясь, подошла к окну и опустилась перед ним на колени. Шторы в её спальне никогда не были задёрнуты, поскольку ей нравилось наблюдать за ночным небом, уютно устроившись в своей кровати. Кэтрин смотрела на раскинувшуюся перед ней панораму овеянного легендами Кингспорта. Она приехала сюда на деньги, оставленные ей тётей, которая тоже любила искусство и поощряла поэтический талант Кэтрин. Услышав об этом очаровательном городке в Новой Англии, где процветало большое сообщество художников и поэтов, она приехала искать утешения после нелепого нервного срыва и в поисках вдохновения. Постепенно она снова начала сочинять, и в течение двух месяцев закончила черновик своего цикла сонетов.
Но Кингспорт дал ей нечто большее, чем просто вдохновение для творчества — богатое общение, которое ей нравилось всё больше и больше. Одним из его лучших источников стал "мужлан", о котором говорила миссис Китс, некий поэт по имени Уинфилд Скот[33]. Кэтрин встретила его в публичной библиотеке, где тот проводил целые дни за чтением, греясь и притворяясь, что пишет, хотя он уже много лет не публиковал новых работ. Ежемесячный чек обеспечивал ему достаточный запас алкоголя, помогавший бороться с личными демонами. Ночи же он проводил, завернувшись во множество одеял и спальных мешков на широком крыльце ветхого коттеджа, известного среди горожан как дом странного джентльмена, которого все называли "Страшным стариком". Поговаривали, что когда-то он был морским капитаном и на момент смерти достиг весьма преклонного возраста. Во время своих путешествий он научился неведомым ритуалам и тайным церемониям, и людям не нравились большие, причудливо раскрашенные камни, стоявшие в высокой траве его двора словно древние идолы.
Респектабельные жители Кингспорта недолюбливали Уинфилда, потому что он спал в месте, которого все избегали. Кэтрин устроилась на неполный рабочий день в маленькое кафе, скорее чтобы избавиться от скуки, чем ради денег, и у неё вошло в привычку забирать после смены остатки еды и относить их "одинокому поэту". Она находила его компанию приятной, а ум и эрудицию весьма богатыми, что совершенно не вязалось с его неряшливым внешним видом. И ко всему прочему, Уинфилд был знаком с молодым художником, который так таинственно исчез.
Кэтрин встала и подошла к висевшей над кроватью картине Джереми Блонда. Она коснулась пальцами изображённой на ней нечёткой фигуры на плоту, разглядывая пряди волос, выбившиеся из-под капюшона или погребального савана. Но были ли это волосы, или же лохмотья, а может вьющиеся лозы растения или морские водоросли? Она рассматривала небольшую стайку призрачных существ, парившую в тумане. Как странно, что они не имели чёткой формы. Возможно, это были чайки или большие летучие мыши, но разве бывают у летучих мышей такие бледные лица? Ей никак не удавалось сосчитать их количество, находя в тумане то семь, то десять существ. Как великолепно художник отразил их неземную грацию. Она с любопытством изучала плот. Был ли он составлен из гнилых брёвен, связанных вместе верёвками, или же это были большие раздробленные кости, оплетённые сетью обескровленных вен? Призрачная фигура стояла на самом краю плота, закутанная в мантию из сверкающего тумана и чернильно-чёрной тени.
Кэтрин ещё раз перечитала сонет, нацарапанный на листке старой бумаги. Работая до изнеможения над собственным циклом сонетов, она устала от стихотворной формы, но это произведение пленило её, и она произнесла его строки вслух:
Плыви ко мне в густом тумане,
И поцелуй мой череп древними устами,
Прильни ко лбу холодными губами,
Не знавших смертных слов.
Тебе неведом смертный голос,
И страсть грудь не теснила,
Тебе неведом смертный разум,
И смертного жизнь не имеет силы.
Я слышу хриплый голос твой в тумане,
Средь распростёртых крыльев шелеста,
Поющих крыльев теневых созданий.
Я слышу заклинание, целующее душу.
Я слышу заклинание, меняющее плоть и кости.
Я расправляю обретённые мной крылья.
Интересно, подумала она, хотя и немного однообразно. Стихотворение, безусловно, служило дополнением к картине, и эти пленительные образы пробудили в её сердце странную страсть, ей до боли захотелось понять душу того, кто их создал.
Когда ближе к вечеру её смена в кафе подошла к концу, Кэтрин забрала небольшой алюминиевый контейнер с горячей едой и отправилась к заброшенному коттеджу на Уотер-стрит. День был солнечным, но прохладным. Она вальсировала по пути к старому дому, и остановилась лишь однажды, когда встретила группку детей, разыгрывавших сценки. У каждого ребёнка была тонкая деревянная палочка с закреплённой на ней бледной маской из папье-маше.
