доверять.
Эллиот встает, зажимая посох под мышкой, и пересекает двор, направляясь ко мне. Я не знаю, что еще делать.
– Значит, ты собираешься жениться на Имоджен только для того, чтобы сохранить свой драгоценный волчий облик, – выплевываю я с усмешкой. У него хватает наглости выглядеть смущенным, но я продолжаю свою тираду, прежде чем он успевает наплести еще чего-то: – Я понимаю, Эллиот. Правда. Ты ценишь свою неблагую форму больше всего на свете. Она для тебя означает свободу. Понимаю. Но не нужно было меня обманывать. Не нужно было лгать мне, чтобы затащить меня в постель…
– Я не лгал, – цедит он сквозь зубы. – Я на это не способен. А даже умей это, я бы с тобой так не поступил.
Я прожигаю его яростным взглядом.
– «Пока я жив, я твой». Помнишь, как ты это говорил?
– Я говорил серьезно. Джемма, ты даже не представляешь, как серьезен я был, и ничего не изменилось. Я только хотел…
– Что? Чтобы я стала твоей любовницей? Чтобы ты запер меня в пещере и навещал, когда тебе надоест быть волком? Или, может быть, заползать ко мне в постель, как только выполнишь свои супружеские обязанности с Имоджен? Что ж, этого не случится, это уже точно. – Каждое слово, срывающееся с моих губ, – очередной удар плетью по моему сердцу, еще одна зияющая рана, оставляющая шрам.
– Я пытаюсь сказать другое. – Он подходит на шаг ближе, но я отступаю.
– Освободи меня от сделки, – велю я, оскалив зубы. – Я выполнила свои условия, но с меня хватит, я больше не буду в этом участвовать. Можешь довести план до конца сам. Мне не нужны ни твои деньги, ни благодарности. Я не хочу тебя видеть. Просто отпусти меня, чтобы я могла забыть последний месяц своей жизни. – Я срываюсь и судорожно реву. По лицу стекают злые слезы, которые мне хотелось бы скрыть от него.
Боль искажает его лицо, когда он смотрит, как я разваливаюсь на части. Затем выражение его лица становится жестким, и в глазах появляется внезапное понимание. Его голос звучит холодно и ровно:
– Ты права. Это единственный выход, так? Мы расстанемся, чтобы ты могла забыть обо мне.
– А это возможно? Сделку можно расторгнуть?
Он кивает, закрыв глаза.
– Тогда расторгай.
Эллиот несколько мгновений стоит молча, дрожа, и открывает глаза. Его лицо вновь искажает гримаса боли, но он берет себя в руки.
– Джемма Бельфлёр, я освобождаю тебя от нашей сделки. Считаю, что ее условия исполнены.
Нет ни прилива магии, ни таинственного покалывания. Ничего, что указывало бы на расторжение сделки с фейри. Или, может, я просто слишком оцепенела, чтобы обращать на это внимание.
Не раздумывая ни секунды, я разворачиваюсь на каблуках и иду по тропинке.
– Джемма, – доносится дрожащий голос Эллиота.
Я оглядываюсь через плечо и вижу мольбу в его глазах, но о чем он меня просит, не знаю, и это никак не смягчает мое сердце. Вместо этого во мне вспыхивает ярость. Вот бы у меня была возможность причинить ему такую же боль, какую он причинил мне. Но у меня остаются лишь слова. Наполняя голос ядом, отравляющим мое сердце, я выплевываю:
– Пошел ты, Эллиот. Надеюсь, вы с Имоджен сгниете в аду.
Глава XXXVII
Следующие дни я провожу в одиночестве и тишине. Спальня в отцовском таунхаусе похожа на могилу, и мое присутствие в ней знаменует поражение. Я стараюсь не считать ни дни, ни лепестки, которые падают во дворе некоего поместья на Уайтспрус Лейн. Я стараюсь не сравнивать свою тесную, но элегантную спальню с просторной, в которой я провела последний месяц, или с той, в которой я провела одну приятную ночь. Симулируя болезнь, я ем в комнате, отказываюсь видеться с посетителями, а если я вынуждена находиться в их присутствии, то выдерживаю торжествующие взгляды отца и жалостливые взгляды Нины.
Когда проходит неделя, несмотря на все усилия забыть, я знаю точное количество опавших лепестков и сколько примерно их осталось. Если мои предыдущие подсчеты верны, то завтра последний день, перед тем как проклятие заберет Эллиота Рочестера.
– Вот бы оно отняло у него жизнь, – бесчувственно бормочу я, лежа в постели, и, откинувшись назад, читаю книгу. Только вряд ли это можно считать чтением, учитывая, что я не понимаю слов и не получаю от перелистывания страниц никакого удовлетворения. Зато хоть как-то себя занимаю и отвлекаю. Однако это длится недолго, и я быстро обнаруживаю, что мои мысли возвращаются в прежнее русло. Эллиот. Проклятие. Лепестки роз.
Как бы я ни боялась обратного отсчета до последнего лепестка, я злорадно предвкушаю наступление финала. Как только этот день пройдет, все закончится раз и навсегда. Не будет никаких вопросов, никаких «что, если». Никакого лихорадочного, глупого рвения бежать в поместье, заключить его в свои объятия и заявить, что я сама сниму с него проклятие.
Я хмурюсь от этой мысли, от безрассудной слабости, когда дело касается его. Даже если Эллиот заслужил мою привязанность, на свете нет того, ради чего можно пожертвовать свободой. В этом я убеждена.
С другой стороны, у меня нет причин полагать, что проклятие еще не снято. Возможно, он уже женился на Имоджен. Было бы глупостью тянуть до последнего дня, до самого последнего момента. Они могли пожениться в тот же день, когда я сбежала из поместья. Закрывшись в спальне, я изо всех сил старалась избегать общения. И в том числе игнорировала поток писем от Имоджен, содержащих просьбу поговорить со мной. Их было немного, но она давала о себе знать слишком часто, отчего моя фальшивая болезнь чуть не стала настоящей.
Я гоню навязчивые мысли из головы и возвращаюсь к книге. Прилагаю к чтению все возможные усилия, и мне даже удается преодолеть абзац, как вдруг до меня доносится короткий стук в дверь. Этот стук я хорошо знаю. Отец.
Не дожидаясь моего ответа, он заходит в комнату.
– Одевайся. Сегодня на чай приедет Гэвин Астон, и ты его примешь. – Твердо произносит он и направляется к двери. Я вскакиваю и несусь к нему.
– О чем ты? Мне нельзя принимать гостей. Я больна.
Отец издает холодный смешок.
– Мы оба знаем, что это неправда, и я устал потакать твоим капризам. Пришло время исполнять свои обязанности моей дочери.
Я гляжу на него и недоумеваю, будто что-то упускаю из виду.
– Почему мистер Астон придет выпить со мной чаю?
Отец поджимает губы, у него ходят желваки, отчего подергиваются темные усы. Затем он спешно
