бегала от страха и боли и знала — от них не убежать. Поэтому она позволила себе прикинуть все самые ужасные сценарии их обнаружения. Приняла тот факт, что всё может кончиться быстрее, чем она управится. А потом проверила, что дверь не отворится сама, и спустилась обратно к Эллиоту.
— Ну вот, — улыбнулась она, вытирая нос. — Давай посмотрим, что ещё я тут найду.
Она вырыла тело Эллиота целиком. Нашла на полке кусок пупырчатой плёнки и положила Эллиота на спину.
— В теории, я могла бы тебя всего и так срастить, но… — делилась она. — Это довольно сложно. И долго. А нам ещё надо будет тебя отсюда увести. Да, я могла бы унести тебя, но не представляю, как сделать это бесшумно. Кошачьей грацией у нас обладаешь только ты.
Говорить о нём в настоящем времени было так приятно.
— Ладно, давай тебя осмотрим. Не стесняйся, я ведьма воскрешения. Мне положено смотреть на трупы, а ты в любом виде милашка.
Степень разложения никак не сходилась со временем смерти: ведьмы явно позаботились, чтобы Эллиот сгнил побыстрее.
Сначала Ынбёль избавилась от паразитов, что возились в организме: тщательно уничтожила, не прикасаясь к телу. Мельком поняла, что их слишком много, но не успела испугаться. Не время. Она выдохнула и дотронулась до ран. Пробитый череп не был проблемой — он лишь раскололся, так что новую кость растить не придётся. С лицом всё было сложнее: трупные пятна и ошмётки скул сильно затрудняли оценку. Кожа неестественно блестела в некоторых местах — Ынбёль только сейчас заметила. Работа слизней, очевидно.
— Нос сделаю таким, каким он был. По тебе всегда было понятно, что это твоя главная гордость. Не хочу, чтобы ты меня бросил из-за этого.
Солидного куска кожи и правда не хватало, но Ынбёль не была уверена, что найдёт его в клумбе. С другой стороны, куда ещё Джебу было его девать? Закапывать на месте довольно рискованно, бросать — тем более.
— Знаешь, понятия не имею, какая на ощупь мёртвая кожа. Ну, то есть отлученная от тела. Как диван? Как свиная туша? — она рылась в клумбе, ощупывая каждый подозрительный комок. Нашла пару зубов. Затем глаз.
И, наконец, кожу.
Земля не сильно портила его лицо, во-первых, потому что всё тело и так напоминало глиняного голема, а во-вторых, потому что это был Эллиот. Он оставался красивым до самой смерти, во время убийства, и даже сейчас Ынбёль видела перед собой самого красивого смертного. Мёртвого смертного. Но это пока.
— Тирана бы для наглядности, — вздохнула Ынбёль и принялась восстанавливать тело.
Подумала, надо оставить заметку потомкам: людей воскрешать жесть как тяжело. Прямо такими словами. Почему никто из предков до этого не додумался?
Воскресить пчелу или кота тоже сложно, но быстро. Потому что тело восстановить быстрее. У людей слишком много костей, суставов, тканей и вселенная знает чего ещё. Ынбёль продвигалась от ступней к коленям, сделала перерыв у бёдер. Когда очередь дошла до лица, она вся истекала потом, несмотря на температуру вокруг. Перед глазами темнело, как после долгого бега. Хотелось пить. И есть. Она ещё даже не приступила к воскрешению, а уже была голодна.
Зверя она не трогала — знала, что эта сила ей пригодится позже. Восстановить тело после… всего — меньшее, что она могла сделать для Эллиота.
— Ну вот, — она открыла пустую глазницу и вкатила туда потерянный карий глаз. — Осталась только голова. Извини, что долго. Надеюсь, ты там чувствуешь, что происходит, и не торопишься уходить.
Зубы вросли на прежние места беззвучно, а вот нос щёлкнул так отчётливо, что стало неуютно. Скулы, кажется, получились более выразительными, чем в первый раз, но Ынбёль надеялась, что никто, кроме неё, не заметит. Да и щёчки всегда можно наесть, да?
Когда лицо приобрело прежний вид, она обессилела в конец. Слишком мало практики для такого объёма работы. Она словно пыталась проплыть под водой целый бассейн, всю жизнь принимая только душ. Повезло ещё, что лицо Эллиота она помнила досконально — иначе бы и собрала непонятно кого.
Да. Повезло. Ынбёль очень повезло. А Эллиоту вот не повезло совсем.
Злость подстегнула продолжать. Злость, страх и надежда — что всё получится. Не могло не получиться. Если дух решил, что она готова — значит, готова.
Дырка в черепе закрывалась по спирали — красиво, но долго. Наверняка потом это можно будет как-то откалибровать.
Тело было собрано, а Ынбёль едва не выворачивало от потерянной энергии. С радостью бы забрать её сейчас у любой страдающей наверху ведьмы.
— Теперь простое, — бодро соврала она и каким-то не своим жестом подозвала зверя. Вцепилась в шерсть, потянула. Зверь не противился — отдавал всего себя, становясь меньше и тише.
А Ынбёль представила побеждённого льва и накинула на себя его шкуру. Энергия была внутри и вокруг — бери и пользуйся. Главное — удержаться, не упасть, не дать себя раздавить.
Простое. Эллиот ведь не кот. У него, кроме воли к жизни, ещё сознание, которое тоже надо было как-то вернуть. Люди сложнее котов. А конкретно этот человек ещё и важнее. Да простит её Тиран.
— Ладно, Эллиот, — сказала Ынбёль, положив ладонь ему на глаза. Вторая легла на сердце. — Возвращайся, как будешь готов. Я тебя поймаю, хорошо?
Никакого ответа. Резко стало холодно.
— Я понимаю, да. Ты мне не веришь. Но я правда тебя верну, хорошо? Я справлюсь. Просто… Иди туда, куда тебя зовёт. Не знаю, ты слышишь мой голос? Или тебя сюда тянет? Просто не сопротивляйся, потому что это я. Я тебя люблю. И я тебя верну.
Ничего.
— Тирана вернуло желание жить. Неужели ты не хочешь жить? Не хочешь вернуться в колледж? Или увидеть маму? Танцы! Ты ведь хочешь танцевать? И смотреть фильмы про динозавров, послушать пару кассет из коллекции мамы. Ты рассказывал, помнишь? Сказал, у неё тысячи кассет. Только не помню, сколько именно, так что тебе придётся вернуться и всё мне повторить, ладно? Вернись, пожалуйста.
Где бы ни был Эллиот, возвращаться он не торопился.
— Эллиот, ты ведь хочешь жить, я знаю. Я видела это в твоём взгляде. Ты всегда такой спокойный, но такой… Ты такой внимательный. Ты так пристально всё рассматривал, всё изучал. Никто так нашу лавку не разглядывал, как ты. Не спрашивал, но… Но я видела, тебе интересно. Ты любишь эту жизнь. Ты любишь танцы, и свой дом, и маму… И меня. Ты любишь меня, и ты… Ты за мной пошел, потому что… Меня…
Ынбёль поняла, что сидит молча и
