начинать полноценный праздничный вечер, я поняла по раскрывшимся смежным дверям. Точнее, по тому кулинарному благоуханию, что, перебивая общий парфюм, тут же заполнило зал. А потом на своем балкончике задвигал стулья оркестр. Пока же оный настраивался, Орлет без умолку щебетала. Ее бледный и важный супруг, косясь на сервированные за дверью столы, вяло кивал дону Нолдо. Я же пыталась одновременно всем им внимать:
— А вот та дама в розовом, местная знаменитость: схоронила трех мужей и теперь ищет четвертого. Мужчины от нее уже шарахаются, не смотря на приданное, которое неизменно, от мужа к мужу, растет. О, а эти двое у нас…
А «эти двое»… Да где же?.. Ни ее ни его не видно…
— … и сезон сейчас вялый. Вот ближе к осени выбор будет гораздо больше… Юрий, а что об этом думают в нашем горластом Парламенте?
— Что? А, горланят, дон Нолдо…
Ох, я бы и сама сейчас с удовольствием поорала. И мне б до волос ее пепельных добраться. Соттола, хобья Роза…
— … Вот так и дрейфуют… Зоя… Зоя? Ты меня слышишь?
— Угу, конечно, Орлет.
— Ну, и о чем я сейчас говорила?
— О чем? — старательно сморщила я лоб. — Дама в розовом ищет себе четвертого мужа, но, сезон пока вялый. Хоть, заорись… А что?..
— Девушки, Юрий, а не пора ли нам передвинуться в сторону праздничного застолья? Там можно и беседу нашу содержательную продолжить…
Беседу мы продолжили и за столом. А вскоре к нашему краю подтащили, обитый синим сукном, игральный столик и глава Диганте, потирая ручки, первым уселся на матч-реванш. Я тоже свой стул развернула, «благоразумно» решив дона Нолдо не покидать. И у меня это вполне получилось. Пока к нам из танцевального зала не влетела румяная Орлет:
— Зоя, я к тебе зачем этого «Раз-два-тры» засылала?
— Для общего светского развития.
— Ну, уж нет. Я там к колонне мужа своего «привязала». Пошли.
— Куда?
— Танцевать. С людьми знакомиться.
— Орлет…
— Зоя.
— Что, дон Нолдо?
— Она права… Иди… А то мне при тебе мухлевать неловко.
— Хорошо, — и покорно пошла за мелькающим белым шлейфом Орлет в зал.
Юрий, действительно, «пасся» у крайней колонны. С все тем же важно-скучающим видом, но к порученью жены отнесся серьезно. Да и вальс танцевал вполне. Лишь физиономию изменить забыл:
— Социальные приемы очень благотворно сказываются на общем настрое горожан.
— Угу… А танцы?
— Танцы?.. Танцы, Зоя, есть их неотъемлемая и лучшая часть. Для большинства.
— Так в нашем Парламенте думают?
— И… поворот… Там, Зоя, мало танцуют. Все больше…
— Горланят?
— Это же чидалийский Парламент, — позволил себе Юрий легкий намек на улыбку… Вот же жизнь. А я еще про свою… — Спасибо за вальс.
— Да, пожалуйста.
— И позвольте вас прово…
— Позвольте вас пригласить? — о-о… мама моя. Хотя, на что я, дура, надеялась? Он ведь ничего мне еще не сказал. — Ваша светлость?
— Д-да, — и горячий капкан на ладони. Потом — в центр зала, огибая другие пары, властным движением рук — разворот. И глаза в глаза. До первого, заставившего вздрогнуть аккорда.
— Лангуоре, Ваша светлость… Нет, не так, — мама моя… вот она — смерть… В кольце из невыносимо любимых рук. Так близко… И мы в первый раз пробно качнулись. Потом он «повел»… — Это платье вам очень к лицу, — замер, будто проверяя, и немного ослабил хватку.
— Спасибо… Это все, что вы мне хотели сказать? — шаг в сторону, разворот. И снова — глаза в глаза.
— Сначала хотелось многое. А вот теперь… — резкий рывок и я снова — в цепком кольце. — Надеюсь, ваш окончательный выбор из трех мужчин — самый удачный. Дон Нолдо — достойный человек… И мне бы не хотелось…
— «Выбор из трех»?.. Мне лишь двое делали предложение. И вы в их число не входите.
— Ах, да, — уперся он своим лбом в мой. — Видно, все, что до этого было, мало для вас значило.
— «До этого»? До того, как…
— Вам спешно покинуть Летунью.
— Значит, это так называется?
— А как же иначе? — развернул он меня спиной к себе. — Только вот способ мне неизвестен. Это акт раскаянья был или побег на ваших любимых млинзи?
— Ха. А мне эта идея даже в голову не пришла.
— Которая? — и снова — рывком к себе.
— Обе, — осторожно по выставленной вперед мужской ноге своей и угрожающе застыв с коленом у… — и про самоубийство и про аистов, — замерли мы друг напротив друга.
— Так что же тогда? — качнулся он в сторону, давая мне маленькую свободу. — Я прямо в догадках теряюсь.
— О, больше, конечно, вариантов нет. Только эти. Два самых удобных. Да и то, наверное, подсказала Сусанна, — и сама к нему, выдернув руку, спиной.
— А причем здесь она? — тут же — обхват руками.
— А как же? Верная подруга, соратница… — снова развернули меня. — Соттола и абитуаль.
— Вот как?.. — выдохнул он мне в ухо. — Но, и вы там тоже, кажется, были?
— Что?!
— Джованна. Юная Роза.
— Да я…
— Что? — в дюйме от моих собственных губ.
— Вы с ней — достойная пара. Преданная подруга и…
— Ваша светлость не разучилась ругаться матом? — крутанул он меня так, что… — Откуда этот шрам?.. Зоя?
— Не твое дело, — со слезами у горла.
— Зоя!
— Ведите себя прилично… И вообще, ведите, — сама я дернула замершую мужскую руку. — Это — загадка такая… Ее ваш младший матрос разгадал на раз, а вот вы, капитан…
— Что за «загадка»? — сжал он мои ладони.
— Спросите у собственного боцмана: почему он ругался в то утро, когда я «спешно покинула» Летунью. Перед тем, как спустить одну из шлюпок в океан. И… танец закончился… Руки…
Руки он, наконец, разжал…
— Дон Нолдо…
— Да, Зоя… Мессиры, извините. Нам с супругой пора.
— Ах, ну, конечно. Ваша светлость, спасибо за достойную партию. Отыграемся в следующий раз.
— Мечтайте, мессиры! Дон Нолдо, позвольте, я вас провожу? До экипажа?..
— Я ее ненавижу, дон Нолдо! — навзрыд, уже на его коленях. — Она ему такое про меня наплела!
— Что ты, Зоя… Что ты… Не реви так. И пообещай мне, пожалуйста.
— Что? Что, дон Нолдо?
— Довести это дело до конца. Мои люди тебе помогут.
— Обещаю… Я ее ненавижу. А его… его… Как он мог в такое поверить?
— А во что ему было еще верить? Ведь тогда бы все остальное встало под вопрос: если тебя спихнули, то почему ты от него пряталась? А так — все очень просто. И у каждого из вас — своя правда… Зоя…
— Что, дон Нолдо?
— Ты сегодня отлично держалась. Я тобою горжусь.
— А я вас
