кое-чему, и я никогда этого не забуду. Он сказал, что наша жизнь на земле — это всего лишь точка. Едва начавшись, она уже заканчивается. Но наша жизнь в вечности — в аду или на небесах — как бесконечная линия. Каждый человек должен решить, ради чего он живет: ради точки или ради линии. Если живешь ради точки, то ты глупец. Если же живешь ради линии, то ты — ученик Иисуса. Подумайте об этом. Подумайте о том, что такое несколько миллионов лет!
«Аминь. Да».
— Могу я услышать подтверждение того, что вы меня поняли? — спросил пастор Клэнси, неудовлетворенный вялой реакцией зала. В ответ вместо нескольких десятков разрозненных возгласов, раздавшихся несколько мгновений ранее, грянул дружный хор сотен «аминь» и «да».
Мужчины вытирали пот со лба, а женщины размахивали своими бюллетенями, как стая птиц, но никто не спешил уходить. Кларенсу показалось, что он уже сотни лет не был в церкви, где время так мало значит. Он понял, что пастор еще не прочитал место Писания. Он еще не начал проповедь. Это была только разминка.
— Вчера вечером я проезжал мимо бара «Мэрфи» недалеко от «Мартина Лютера Кинга». Вы знаете, там всегда множество машин и народ смеется, шумит и хорошо проводит время. И вот мы здесь сегодня. Иисус — наш Господь, Он дает нам победу, и приготовил для нас место на небесах. Неужели мы допустим, чтобы те люди проводили время в баре «Мэрфи» лучше, чем мы в «Авен-Езере»?
Многие отрицательно закивали головами: «Нет. Никогда».
— Я видел, как некоторые приходят в церковь в воскресенье. Они надевают свою лучшую одежду и дорогие кожаные туфли. Они делают шикарные прически, и, наверное, думают,
230
как здорово выглядят, а не о том, как велик Бог. Послушайте, что я вам скажу! Богу не нужны люди, которые просто хорошо одеваются ради Него по воскресеньям. Ему нужны люди, которые послушны Ему в понедельник! Кргда мой отец просил меня сделать что-нибудь, он не просил меня об одолжении. То же самое можно сказать и о Боге, когда Он говорит нам что-то сделать. Это не повод для обсуждения или переговоров. Бог хочет просто послушания. Поэтому, не произносите «аминь» на проповедь своими языками. Произносите это своей жизнью!
«Аллилуйя, дорогой Иисус! Да, этот парень умеет проповедовать».
— А сейчас соберем пожертвования для бедных, потому что я уверен: вы не можете переживать о бездомных в воскресенье, не замечая их в понедельник.
«Аминь. Здорово сказано».
По рядам пошел поднос, и Кларенс вытащил двадцатидолларовую купюру, оставив около семидесяти долларов в бумажнике. Он передал поднос отцу, заранее зная, что тот сделает. Обадиа открыл свой бумажник и высыпал все его содержимое на поднос. Кларенс знал, что отец в этом месяце уже получил пенсионное пособие, и это не были сотни долларов. Он не раз пытался сказать Обадиа, что Бог не требует подобных жертв, но упрямый старик не хотел слушать. Кларенс увидел радостное выражение на лице отца и понял, что эту радость нельзя оценить деньгами. Внутри он почувствовал жгучее желание иметь то, что есть у этого старика.
После сильной часовой проповеди с множеством цитат из Писания, иллюстрациями, обилием смеха и иногда — слез, пастор Клэнси напоминал Кларенсу летчика, начинающего выпускать шасси.
— Я хочу, чтобы вы повторили за мной: «Мы будем познавать Слово Божье».
«Мы будем познавать Слово Божье».
— К кому я обращаюсь: к мертвым во Христе, что ли? Я хочу вас услышать. Мы будем поступать по Слову Божьему.
«Мы будем поступать по Слову Божьему».
— Мы будем делиться Словом Божьим.
«Мы будем делиться Словом Божьим».
Пастор произнес еще с десяток лозунгов, каждый из которых зал с энтузиазмом повторил.
Поднялся хор и запел: «Знать Тебя, Иисус, знать Тебя — нет
231
ничего прекрасней. Ты — все для меня, мое сокровище и радость, праведность моя. И я люблю Тебя, Господь».
Пастор Клэнси закончил собрание молитвой.
— Освободи нас, Иисус. В Твоем Слове сказано, что Ты пришел освободить нас. Веками мы были рабами, и Ты освободил нас. Но есть величайшая свобода — свобода от наркотиков и спиртного, банд и насилия, разводов и аморальности. Боже, освободи нас от рабства греха. Освободи нас силой Иисуса. Мы просим Тебя во имя Его. Аминь.
«Аминь. Аллилуйя!»
Люди начали обниматься, приветствовать друг друга и хлопать по плечам. Кларенс посмотрел на часы. Два с половиной часа?
— Эй, ты Кларенс Абернати, да? — Кларенс пожал протянутую ему старческую, морщинистую руку. — Я Гарольд Хэдуэй. Мы встречались недавно в офисе Норкоста.
— Правда? — спросил Кларенс. — А что вы там делали?
— Я — старший охранник, — Гарольд выпятил грудь. — Я отвечаю за три офиса в том здании: офис Норкоста, адвокатскую контору и бухгалтерию. Читал твои заметки, сынок. Мне нравится, как ты пишешь.
— Спасибо, мистер Хэдуэй. Был рад познакомиться с вами.
— Зови меня Гарольдом. Я горжусь, что знаю тебя, Кларенс Абернати. И мне очень не хватает твоей сестры Дэни. Да, она всегда была добра ко мне. Всегда.
Кларенс представил Гарольда отцу. Два старика сразу же подружились, как это часто бывает у пожилых чернокожих с общими трудностям и общей верой. Кларенс чувствовал, что в этой церкви есть что-то особое — что-то близкое и глубокое.
Семья собралась за большим обеденным столом в гостиной Дэни. Во главе сидел Обадиа, с одной стороны от него — Кларенс и Женива, а с другой — Кейша и Селесте. Джона и Тай сидели на дальнем конце, причем Тай — с недовольным видом. Ему, как всегда, хотелось заниматься чем-то со своими друзьями.
Обадиа сидел настолько прямо, насколько позволяла его восьмидесятисемилетняя спина. Как всегда, он жевал пищу очень медленно, как бы смакуя. Казалось, он пытается выжать из еды какие-то дополнительные питательные вещества. Обадиа ел как человек, у которого не всегда было достаточно пищи.
232
За обедом в воскресенье он брал бразды правления в свои руки, и в последнее время всегда было тяжело предположить, куда он повернет разговор
