из дома.
– Между ней и ее супругом разлад. Она явилась, чтобы высмеять его, когда он проиграет дело. Потом они встретились, выйдя из зала, и разразился немыслимый скандал.
– Его чувства берут верх как над его разумом, так и его манерами.
Сам Уильямсон был человеком, которой никогда не позволял своим чувствам брать верх хоть над чем-нибудь. Что до манер, они знали свое место в его планах и, как хорошие слуги, появлялись только когда требовалось.
– И вот что еще, – сказал я. – У миледи на щеке огромное родимое пятно. Она скрывает его под вуалью, но сэр Филип был так зол, что сорвал вуаль. – Мне стало не по себе даже от воспоминания об этой сцене.
– Родимое пятно? Так вот оно что! Я слышал, что она страшна, как грех. Лимбери не женился бы на ней, если бы она не была наследницей своего отца. Сказать по правде, если бы она была безупречна, сэр Джордж Сайр не позволил бы ей выйти за человека без средств, как Лимбери, особенно учитывая его репутацию. Но нищие не выбирают. Она вернулась на Пэлл-Мэлл после этого?
– Я точно не знаю. Она уехала со своими слугами. Привратник на воротах из Клиффордс-инн на Флит-стрит говорит, что ее ожидал экипаж с застекленными окнами и они уехали очень быстро. Экипаж был запряжен четверкой и нагружен багажом. Направились на восток. К руинам.
– Если они с Лимбери поссорились, вероятно, она поехала к отцу. Куда еще ей деваться? Он живет в Кенте – в Сайр-плейс, за Севеноуксом, по дороге в Танбридж-Уэллс.
Уильямсон задумался и замолчал. Я наблюдал за тем, как юристы внизу шли по дорожкам в разных направлениях. Я проделал долгий и неясный путь от смерти отца до неприглядных придворных интриг Уильямсона и Чиффинча.
– Поговорите с ней, Марвуд, – наконец сказал он. – Лучшее, что можно сделать. И поскорее, пока гнев леди относительно ее мужа не остыл. Скажите, что лорд Арлингтон хочет ей помочь. Раздувайте пламя, как сумеете, и она, возможно, разболтает что-нибудь, что ей известно об этом деле. Она в курсе интриги между Чиффинчем и ее мужем? Попытайтесь убедить ее поговорить со мной. Я могу быть ее другом в этом деле.
– Она, вероятно, уже за много миль отсюда.
– Я так не думаю. Если она едет в своей карете, они где-то у моста. Движение через руины очень медленное, и пройдет уйма времени, пока они доберутся до моста. А потом не меньше часа – чтобы переехать на другой берег в Саутуарк в это время дня. Возможно, еще дольше. Если не нагоните ее на мосту, наймите лошадь в «Медведе» на другом берегу и следуйте за ней.
– Сэр, мы не можем быть уверены, что она едет к отцу. Мы должны…
Он махнул рукой, отметая мои возражения:
– Не теряйте времени. Это наш шанс. Отправляйтесь немедленно. – Он достал кошелек. – Вот пять фунтов авансом, если придется ехать за ней в Кент. Не жалейте денег, чтобы найти ее. – Он моргнул, и привычная осторожность взяла верх. – Естественно, мне понадобится отчет о ваших расходах, кому и где вы заплатили.
Я кивнул, гадая, где купить лауданум на Лондонском мосту. Там должна быть аптека. Или поблизости. В данное время мне не нужна была доза, но, если поеду верхом в Кент, снадобье мне понадобится.
Уильямсон сделал знак подойти ближе.
– Если удастся склонить ее на нашу сторону, – прошептал он, – и если она знает, что муж плетет интриги вместе с Громвелем и Чиффинчем, мы, возможно, сумеем убедить ее обратиться к королю. Если убедим написать письмо ему – с изложением дела и просьбой вмешаться, – такое письмо будет иметь реальный вес. Пусть напишет, как Лимбери был с ней жесток. У короля нежное сердце. Ему не по нраву, когда с женщиной обращаются жестоко. – Он улыбнулся. – Даже c некрасивой.
Глава 39
– Старая лебединая пристань, – скомандовал я старшему из двух лодочников. – Как можно быстрее.
Я взобрался на корму и уселся. Сэм последовал за мной, удивительно ловкий, несмотря на костыль. Бывалый матрос, он чувствовал себя вольготно в маленьких лодках. Лодочники отчалили от пристани Темпл и начали грести, быстро набирая скорость.
Прилив был позади нас, быстро ослабевая, и мы двигались вниз по реке с неплохой скоростью. Мимо нас проплывали руины Сити. В этот час жизнь била ключом, особенно вдоль причалов, где группы рабочих расчищали завалы. Их крики разносились по воде.
Лондонский мост делался все ближе. Его размеры с воды поражали даже сильнее, чем при взгляде с суши. Прямая узкая улица длиной около ста ярдов нависала над водой. Хотя пожар – не прошлогодний, а недавний – разрушил дома в северном конце, бóльшая его часть была покрыта высокими зданиями, которые распределялись на три неравные группы. В середине центральный пролет пересекал разводной мост. Его время от времени поднимали, чтобы пропустить высокие корабли, когда вода была относительно спокойна. Дома и магазины располагались по обе стороны моста, и с веками они становились выше и выше, шире и шире, так что в наше время казались немыслимо высокими и шаткими, как растения, готовые высыпать семена.
Задние части зданий нависали над рекой, а их фасады нависали над проезжей частью моста. C годами они обросли многочисленными пристройками, балконами и эркерами.
Выглянуло солнце. Вокруг нас простиралась река, сверкающий и колыхающийся монстр, тяжело дышащий, пытаясь протиснуться сквозь девятнадцать пролетов моста. Массивные пирсы перекрывали добрую половину ширины реки. Здесь, на уровне воды, чувствовалась сила прилива, особенно как сейчас, когда дважды в день он набрасывался на мост – препятствие, воздвигнутое человеком.
Во время прилива и отлива река с силой билась о мост. Прежде всего пролеты на скошенных основаниях были довольно узкими. Чтобы еще больше усложнить дело, вокруг них были построены деревянные волнорезы, чтобы защитить камень от воздействия воды, что ограничивало течение еще больше, так же, как и водяные колеса в обоих концах.
Наша лодка сидела в воде низко, верхняя кромка борта поднималась над поверхностью менее чем на фут. Дул сильный ветер, и кудри моего парика развевались. Я повернул голову так, чтобы шрамы не были видны другим, и поднял воротник плаща.
Пенясь, река прорывалась сквозь пролеты и издавала равномерный журчащий рокот, падая вниз на несколько футов. Были лодочники, которые, если им хорошо заплатить, могли провести вас под пролетом во время прилива и доставить, мокрого и дрожащего, в более спокойные воды ниже. Однако каждый год река взыскивала дань в виде разбитых лодок
